Андре Лори - Искатели золота
Только женщины немного работали: они расколачивали кору и ткали, вскапывали землю, чтобы рассадить корни маниокового дерева, или собирали просо и растирали его камнями, сидя на корточках и стрекоча как сороки.
В награду за труд они нередко получали побои от своих владык и повелителей; но бедные создания не сознавали всей безотрадности своего положения и вообще отличались кротким нравом.
Домашние работы женщин осложнялись тасканием с собой всюду детей, которых укладывали в кусок коры и привешивали за спину или на бедра. Этот неизменный обычай продолжался до тех пор, пока ребенку не исполнялось двух или трех лет.
Мартина восторгалась необыкновенным плодородием почвы, которую сравнивала с землей своей родины. Чего бы не посадил тут ее отец, старый Дельбуа, который умудрялся из своего крошечного виноградника на каменистой почве добывать три бочонка вина! Собрав кукурузу со своей несчастной десятины, он тут же сажал коноплю и эспарцет, не давая отдыха земле. Боже! если бы он увидел эту плодоносную землю! Мартина от одной этой мысли плакала от умиления и столь трогательной любви крестьянки к своей кормилице-земле.
Ле-Гуен, вспоминая свою бесплодную полосу, поросшую утесником, разделял восторги Мартины. Разговаривая между собой, они представляли себе, что бы было, если бы вдруг, по волшебству, перенести во Францию кусочек этой земли, которой туземцы не умели пользоваться. Матрос не утерпел, чтобы не обработать себе поле, где посеял правильными рядами табак, пшеницу и маниок, а вокруг устроил бордюр из тяжелых тыкв оранжевого цвета. Дикари очень любовались огородом Ле-Гуена и целыми часами, не двигаясь, смотрели на него, наблюдая за поучительной для себя работой.
Колетта с Линой тоже устроили себе садик вокруг дома; им для этого довольно было принести из соседнего леса несколько ароматных цветов, на которые негры не обращали никакого внимания, так как цветы эти не годились для еды. Да и вообще они относились с апатией ко всем чудесам природы; животные интересовали их только как кушанья; им и в голову не приходило приручить хотя бы одного из них, если не считать полудиких собак, бродивших по деревне: моеры не имели понятия о домашних животных.
Мреко был поражен, что белые относятся с таким интересом к этой новой для них флоре и фауне; чтобы сделать им удовольствие, он часто уходил на поиски и всегда приносил им что-нибудь новенькое.
Так, однажды он подошел к Колетте, сидевшей на траве с Жераром, и положил на край ее юбки какой-то предмет, который она приняла за сухую травку. Так как девушка не обратила на принесенное особенного внимания, то Мреко, улыбаясь, громко сказал: «Киромбо! Киромбо!» — и при этом запрыгал от радости, как сумасшедший.
— «Киромбо»! — повторила Колетта, оглядываясь, так как знала, что этим словом называлось живое существо. Она подумала, что около нее какое-нибудь необыкновенное насекомое. Став на колени и взяв осторожно предполагаемую сухую травку, Мреко повторял: «Киромбо… киромбо… моио!» (оно живое!) — и показал ей, что то, что она приняла за травку, было насекомое. Оно принадлежало к семейству прямокрылых, которые своей неподвижностью и сходством с сухими травами, в которых они живут, вводят наблюдателя в полное заблуждение.
Колетта и Жерар, сопровождаемые Мреко, видели и другие примеры такого странного уподобления. Молодой негр научил их, как узнавать одну из самых опасных змей, кожа которой имеет такое сходство со стволами деревьев и сухими листьями, по которым она ползает, что с первого взгляда почти невозможно заметить ее.
В другой раз он прибежал за ними с пальцем, приложенным к губам, и повел тихонько на лужайку, казавшуюся испещренной тенью и проходившими лучами солнца. Когда он довел своих друзей до середины, то вдруг громко расхохотался и захлопал в ладоши. Земля точно зашевелилась, и вдруг со всех сторон поднялись зебры и разбежались в разные стороны. Получилась полная иллюзия; если бы не было очевидности этих бешено уносящихся животных, молодые парижане никогда не поверили бы, что они только что находились среди стада красивых животных, — до такой степени их шерсть походила на узоры, образовавшиеся на земле тенью и солнцем.
— Может быть, и львы желтые потому, что они живут в пустынях! — заметила Лина, которую очень интересовали эти вещи.
— Конечно, они уподобляются пескам, среди которых находятся, и могут незаметно подойти к добыче, а равно и скрыться от преследования.
— Точно также в Сибири медведи белого цвета, подобно снегу, — сказал Жерар.
— А крокодилы, которых мы видели на берегу большой реки, когда мы шли сюда! — воскликнула Лина. — Можно было подумать, что это простые стволы деревьев!..
Так разговаривали молодые пленники, интересуясь всем, что они видели нового в ближайшем лесу: они любовались ягуарами с желтыми пятнами, огромными бабочками, рассматривали саранчу, которая являлась для африканцев неизбежным злом, изучали ослепительную флору; но за всем этим они ни на минуту не забывали дорогих существ, с которыми несчастие разлучило их, и с трепетом ожидали, как и когда они избавятся от этого странного плена.
Однажды в одну из своих прогулок они поднялись на высокий холм, в соседстве с деревней. «Оттуда виден весь мир», — по выражению Абруко, соблаговолившего на сей раз присоединиться к ним.
Пробродив два-три часа, они собирались вернуться в деревню, как вдруг послышался пронзительный долгий крик, который быстро приближался к ним. Все остановились как вкопанные; из высоких трав, сминая их своим громадным туловищем, выбежал огромный разъяренный слон, с поднятыми ушами и хоботом и, не переставая, издавал крики от боли или от злости.
Путешественники посторонились и хотели бежать, но мастодонт приближался к ним, с теми же криками, и вдруг Колетта заметила, что он шел только на трех ногах, а четвертую держал поднятой, точно не мог вынести непосильной тяжести.
— Это животное страдает!.. — воскликнула молодая девушка. — Посмотрите… оно не может ступить на ногу!.. Бедный!.. Он точно просит нас помочь ему…
— Это было бы трудно, — сказал Жерар. — Вот Мреко вылечит его по-своему, — добавил он, показывая, как молодой негр прицеливался в слона своим ассагаем. Ассагай полетел со свистом и вонзился в плечо слона.
Раздался бешеный крик слона, он хотел броситься, но, попробовав ступить на больную ногу, остановился, глухо заревев.
— Это животное ужасно страдает! — повторила растроганная Колетта. — Жерар, не правда ли, этот слон напоминает Голиафа, которого мы видели в зоологическом саду? Помнишь, как мы его любили?.. Я пойду к нему…
