Икста Мюррей - Золото Монтесумы
Он озадаченно посмотрел на меня:
— Лола, ты же только что говорила о полковнике.
— Вы что, только о нем и думаете? — язвительно усмехнулся Марко.
— Нет, черт возьми, я просто не понимаю, что здесь творится! — воскликнул Эрик. — Что, вы все напились, что ли?
— Еще нет, — сказала доктор Риккарди. — Хотя Андриана может позаботиться на этот счет.
— Эрик, прочти, пожалуйста, этот отрывок!
— Хорошо. «Однако, поскольку я отношусь к истории рода Медичи серьезнее, чем к этой сумасбродной затее, думаю, необходимо удовлетворить твою просьбу. Этого требует честь нашей семьи. Недаром мудрый Платон оставил нам полное глубокого смысла изречение — «Имя — судьба».
— Имя человека — его судьба, — медленно повторила я, чувствуя, что вот-вот нащупаю важную мысль. — Имя человека. Его имя…
Я вдруг вспомнила интригующее замечание сеньора Сото-Релада во время нашего разговора по телефону: «И если вы истинная дочь Томаса, то непременно разгадаете эту загадку. У всех де ла Роса прямо талант к распутыванию всяких ребусов да закавык, такой уж у них склад ума».
Я еще раз посмотрела на карту. Ярко раскрашенная, она напоминала сложную мозаику.
— Это ведь та самая карта Понтормо?
— Андриана!
— Доктор Риккарди, это карта Понтормо, про которую писал Антонио или тот, кто сфабриковал письмо?
— Да, да. Андриана!
Я забрала у Эрика письмо и стала внимательно его рассматривать.
— Год назад я уже изучал ее, — сказал Марко, напряженно глядя на меня, — но не нашел в ней ничего особенного.
— Доктор Риккарди, — быстро заговорила Андриана, — сейчас принесу следующее блюдо. Утка в винном соусе с квашеной вишней вас устроит?
— Мы хотели бы еще вина и закусок, дорогая.
— Вам уже достаточно.
— Что за дерзость! — возмущенно вскричала доктор Риккарди.
— Ба! Прекратите капризничать! — Андриана всплеснула руками и ретировалась.
Доктор доверительно нагнулась к нам:
— Она иммигрантка, родилась в Алжире. Приходится быть с ней строгой. Очень умная девушка, знает шесть языков и обладает незаурядными способностями к наукам. Я плачу за ее образование — но не скажу, что эта малышка мне благодарна! Она меня просто съест, если я дам ей послабление. Маленькая дикарка, — удрученно заключила она.
Я развернула письмо и начала читать отрывок, который уже цитировали Марко и Эрик.
— Вот что он говорит здесь. — Я бережно перевернула страницы и нашла заключительный абзац.
«Я зашифровал сообщения о местонахождении четырех «ключей-подсказок», спрятав каждый в четырех соперничающих между собой городах; эти ключи и приведут тебя к сокровищу. Одно из этих сообщений — сама загадка, а второе, как видишь, — карта. Ты сможешь разгадать загадку, если на время отвлечешься от бесконечной череды буйных развлечений и пиров и уделишь хотя бы толику внимания тому, о чем я тебе говорю».
— О Боже! — ахнула я.
— Это же просто запрещенный прием — фальсификатор письма играет на слишком живом воображении, — заметила доктор Риккарди.
— С каких пор эта карта находится здесь? — спросил Эрик.
— Э-э… примерное 1528 года, а в 1912 году она была помещена в новую раму.
— Выходит, она находилась здесь во время обедов, описываемых Антонио.
Марко быстро подошел к карте, жестом приказав Доменико и Блазежу оставаться на месте.
— Неужели здесь скрываются эти подсказки? — размышлял он, то и дело рассматривая карту, раму и стекло. — Я что-то упустил из виду?
Задыхаясь от волнения, я произнесла:
— Эрик, вспомни строки о Понтормо. Они как-то неловко составлены, правда? «Я часто вспоминаю великолепный зал для трапез, полный таинственности и чарующей красоты: сверкающие позолотой фризы с фигурами дев, тайные ходы, фреску «Похищение Прозерпины» — все эти изящные произведения искусства, которые я выписывал из-за границы и бережно хранил. Особенно мне хочется отметить одну милая вещицу, а именно карту Италии в замечательном исполнении Понтормо».
— Понимаешь, «а именно»! Вместо «в том числе»! Это навело меня на мысль, когда мы заговорили о…
— Да, верно… Твое имя, его имя! — Эрик читал письмо, заглядывая мне через плечо.
— И еще вот здесь, смотри, ближе к концу: «Одно из этих сообщений — сама загадка, а второе, как видишь, — карта. Ты сможешь разгадать загадку, если на время отвлечешься от бесконечной череды веселых развлечений и пиров и уделишь хотя бы номинальное внимание тому, что я тебе говорю».
— «А именно», «номинальное»… Да, да, все эти слова имеют общий корень, они произошли от латинского слова «номен»…
— Nomen atque omen. Латинское изречение, означающее «Имя человека — его судьба». Антонио, используя эту поговорку в письме, намеренно заостряет внимание на именах и названиях.
Марко поднял руку и провел по золоченой раме кончиками пальцев.
— Пожалуйста, не трогайте! — строго приказала доктор Риккарди.
— Я читал эту фразу сотни раз, — сказал Марко. — Но никак не мог понять, почему имя человека — его судьба.
— И чье именно имя? — спросил Эрик. — Он называл себя Волком.
— Антонио имел в виду свое имя, — вдруг догадалась я.
Я взяла со стола последнюю страничку письма с этой странной, витиеватой подписью: Антонио Беато Калиостро Медичи.
Эрик с удивлением рассматривай карту.
— Так, кажется, я начинаю понимать… Любопытно…
Мы с ним вскочили и подбежали к стене. Эрик оттеснил Марко, стянул с себя пиджак, резким движением слегка приподняв меня.
— Раз, два, три — о-па! — Он помог мне вспрыгнуть ему на плечи.
— О Боже! — вспылила доктор Риккарди. — Сумасшедшие, вы что-нибудь разобьете!
Я потянулась вверх и приложила к карте лист с подписью. Они идеально совпали по размерам.
— Бумага почти прозрачная! — вскричала я. — Эта подпись что-то обозначает — дорогу или, может быть, схему.
— Полный абсурд! — отрезала доктор Риккарди, но, взглянув на карту сбоку, слегка смутилась. — Что вы имеете в виду под схемой?
— Я не могу разглядеть через стекло, что означают эти каракули.
— Блазеж, что тебе это напоминает издали? — спросил Марко.
— Двух типов, корпящих над книгами.
— Хорошо. Помоги мне, кинь, пожалуйста, нож.
В воздухе сверкнуло лезвие. Блазеж подскочил к нам с Эриком.
— Чем это он должен вам помочь? — громко заявила о себе доктор Риккарди, пока Эрик спускал меня на пол. — И зачем вам нож?!
Марко сорвал карту с крюка и перевернул ее, открыв нашим взорам обратную сторону, затянутую бумагой. Он поднес нож и с громким хрустом распорол бумагу.
