Сергей Песецкий - Любовник Большой Медведицы
11
Близился конец золотого сезона. Знали это контрабандисты и потому торопились, выбивались из сил.
Болек Лорд снова собрал нашу группу. Сам стал машинистом. Мамут и Ванька Большевик, ходившие с Гвоздем, послали его подальше и вернулись к нам. Не хватало Юзефа Трофиды, Бульдога да Китайчика, сидевших в тюрьме. Не было с нами и Петрука Философа. Захворал он и остался дома под опекой часовщика Мужанского. Нету и Славика, уехавшего к родне в Молодечно. Зато прибавился новичок — высокий молодой хлопец, моего где-то возраста, всегда хорошо одетый, даже в дороге. Звали его, наверное, как раз из-за этого Элегант. Это его первая ходка. За товаром, как обычно, приглядывал Левка Цилиндер. Товар дешевенький: карандаши, пудра, мыло туалетное, гребешки, батист. По первому разу с новым машинистом Бергер рисковать не хотел. Носки легкие: по двадцать пять фунтов каждая. Вместе с машинистом Лордом и сопровождающим Левкой ровно десяток нас набрался. Собрались мы в сарае на Загуменной улице, на краю местечка. Там и носки уже нас ждали.
С темнотой вышли и направились на полночь. Болек Лорд повел нас по новой дороге, по которой когда-то долго ходил вместе с группой Булыги, знаменитого контрабандиста, машиниста и проводника, убитого большевиками весной 22-го года, когда вел беглых из Советов в Польшу.
Шел я задумчивый, смотрел на семь удивительных звезд Большой Колесницы и принялся давать им, непонятно зачем, женские имена. Первая с левой стороны, сверху — Ева, вторая — Ирина, третья — Софья, четвертая, (переднее верхнее звездное колесо) — Мария, пятая (нижнее колесо) — Елена, шестая (заднее верхнее колесо) — Лидия и наконец седьмая (нижнее колесо) — Леония. Старательно запоминал имена.
Хорошо, что хлопцы не догадывались, о чем задумался. Засмеяли бы. Вот такая у меня тайна.
Улыбался я звездам, и кажется, они тоже улыбаются мне, будто красивые светлые глаза.
Пересидев день в лесу, ночью выходим снова и через два часа после выхода из лесу добираемся до хутора Бомбины. Разогретые, красные — шли очень быстро. Идем в сарай, носки оставляем у ворот. Отдыхаем на соломе. Потом втроем (я, Лорд и Левка) идем на хутор. Подкрадываемся к окнам, смотрим, что там внутри… Чужих людей в доме нет. Бомбина сидит за столом, боком к нам, делает что-то. Под потолком горит большая керосиновая лампа. Заходим в сени, оттуда — в избу.
— Вечер добрый любезной хозяйке! — здоровается Лорд.
Бомбина поворачивается. Смотрит на нас с минуту, потом всплескивает в ладоши и смеется радостно.
— Добрый вечер! А я уже и не надеялась!.. Садитесь!
— Что у вас слышно? — спрашивает Лорд.
— Все нормально. А у вас?
Рассказываем, что с нашей группой сталось, как Трофида, Китайчик и Бульдог засыпались. Бомбина посочувствовала.
— Ну теперь, что ли, снова за работу взялись? — спросила.
— А как же, взялись.
— Есть хотите?
— Еще как!
— Сколько вас?
— Кроме нас, еще семь.
Бомбина взялась готовить. Яичницу начала жарить. Левка сказал, что очень утомился, и пошел спать в свой закуток, на другую половину дома.
Через полчаса, волоча две корзины с провизией, вернулись мы в сарай. Бомбина шла впереди с лампой в руке.
Хлопцы принялись наперебой здороваться, зубоскаля. Ванька так и увивался вокруг, комплименты расточал. Сказал вдруг что-то вполголоса, я и не расслышал.
— Не про пса колбаса! — отрезала Бомбина.
— Умно! — подтвердил Лорд.
— Скажу и докажу, хлопцы, — поведал Комета, — наша Бомбина — то целое колодище ума! Золота мешок, а не баба.
— Кругом шестнадцатка! — добавил Щур.
— А потому надо выпить, — заключил Комета. — Сто лят дорогой Бомбине!
— Пятьсот! — поправил Лорд.
— Тысячу! — не отстал Щур.
Бомбина рассмеялась, выпила с нами вместе рюмку водки.
Кончили есть. Бомбина встала, взяла фонарь.
— Доброй ночи, хлопцы! Огня мне тут не подпустите!
— А ты помоги мне корзинки донести, — добавила, ко мне повернувшись.
Собираем в корзинки посуду и выходим. Когда ворота закрывал, слышал, Большевик ляпнул что-то. А Щур прыснул со смеху и ответил, тоже слов не разобрать.
— Умно! — громко подтвердил Лорд.
— Скажу и докажу, хлопцы… — начал Комета.
Но что дальше, я уже не расслышал, уже отошли далеко. В хате у Бомбины корзины поставил и хотел уже возвращаться.
— Ты куда? — заволновалась Бомбина.
— К хлопцам… спать.
— А со мной не лучше спать?
— Лучше… но…
— Что — но?
— Да неудобно. Что хлопцы подумают? Смеяться будут, шутки шутить.
— Да пусть смеются! Лишь бы не плакали. Тебе-то что?.. Неужто ты зеленый такой, что шуток боишься? Видишь: я же не боюсь. Плюю на все!
Поздним вечером, когда Бомбина погасила лампу и почти уже заснула, я вспомнил Большую Медведицу и имена, которые давал звездам. И вдруг подумал, что до сих пор не знаю имени той, с кем лежу в постели. Бомбина ведь не настоящее имя. Я разбудил ее, совсем уже сонную. Она потянулась лениво.
— Ну, чего тебе?
— Как тебя звать?
— А зачем тебе? — посмотрела, недоумевая. — Только из-за этого меня и разбудил?
— Да так. Знать хочу.
Рассмеялась.
— Леня.
— Леня? Значит, Леония? Так?
— Так. Понравилось имя?
— Очень! — отвечаю искренне.
Рассмеялась снова. А потом обняла меня жарче и крепче обычного.
С того времени, как только оставались одни, я называл ее только по имени. А когда смотрел на Большую Медведицу и на седьмую ее звезду, всегда вспоминал Леню — и тосковал по ней.
С той ночи в наших отношениях стало больше тепла и привязанности.
12
Кончился золотой сезон. Уже дважды падал снег, но быстро таял. Со дня на день мог лечь, устроить «белую дорожку» со всеми следами напоказ. Работу нашу это сильно затрудняло.
Хлопцы выбивались из сил, стараясь заработать побольше в остаток осени. И под конец сезона пошла полоса неудач. Началось с того, что Гвоздь положил всю свою группу. Засыпались на мелине в Советах, недалеко от границы. Выследил их Макаров. Сам я его никогда не видел, но много от хлопцев слышал.
Он был когда-то контрабандистом и ходил со своими хлопцами. Потом снюхался с чекистами и начал сдавать группу за группой. Хорошо знал, как мы работаем, тропы знал и схроны и потому наделал много вреда. Умел и сам выслеживать. Постоянно крутился по пограничью, устраивал засады.
Хлопцы рассказали, как он выглядит: высокий крепкий мужчина лет сорока, с короткой рыжей бородой и большим ножевым шрамом на левой щеке.
