Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 08
— Очень любит!
— Решено, женюсь!
— Успокойтесь, Раиса Павловна, я вас прошу. Я не выношу женских слез.
Панин говорил торопливо, вкрадчиво и искренне. Он действительно робел, терялся при виде плачущей женщины.
— Я вас очень прошу. У нас деловой разговор. А так у нас ничего не получится. Успокоились?
— Да.
— Вы ведь офицер, Раиса Павловна. Вы уже полгода как лейтенант. Вы должны все понимать. Есть у нас дисциплина, порядок, субординация. Вы это понимаете?
— Понимаю.
— Ну вот и отлично.
Голос Панина начал приобретать уверенность, не теряя при этом доброжелательности. Он взял правильный тон: старый опытный генерал журил нерадивого солдата, стараясь помочь ему, наставить на путь истинный.
— Вот и ладненько. Вы офицер, и знаете много больше, чем солдат. А я полковник, и знаю много больше, чем вы. А надо мной есть генерал. И я в их дела не лезу. Каждый стоит на своей ступеньке. Согласны?
— Согласна, товарищ полковник.
— Ну вот и хорошо. А вы недавно ошиблись, обманулись. Вы осознаете, что обманулись?
— Осознаю.
— Это хорошо, что осознаете. Но сделали вы это обдуманно. Сначала вы уничтожили часть важной информации, а затем вступили в контакт с нашим противником. Да, с противником, с врагом России. И не важно, где он сидит, в МВД или в прокуратуре. Хоть где угодно. Да в этих конторах каждый второй с мафией связан. А вы купились на их приманку.
Панин встал с табуретки и несколько раз прошел из угла в угол небольшой, довольно мрачной, полуподвальной комнаты.
Да, ловко здесь все. строили. Практически это тюремная камера: кровать, табуретка, столик, ведро в углу. Под потолком маленькое зарешеченное окно, затененное кустами и травой. Даже если разбить стекло, то никто никаких криков не услышит. Кругом густые посадки, высокий забор, а до ближайшей дачи сто мет-ров.
— Так вот, Раиса Павловна, мы хотим, и мы должны вам помочь. Нам очень неприятно беседовать с вами здесь. Но мы вынуждены вас на некоторое время изолировать. Враги могут найти вас и убить. Вы ведь из кабинета им звонили?
— Нет-нет! Я же понимаю. Я из автомата звонила. Но он около моего дома.
— Вот вы и сами все поняли. Около дома они вас уже и ждут. А второй раз откуда вы звонили?
— Тоже из автомата, но из центра города.
— А третий?
— Я только два раза звонила.
— Знаю. Это я так спросил — для проверки вашей искренности. Мы многое знаем, но нам надо все. Вы им говорили что-нибудь о себе, о работе, о нас?
— Нет, конечно. Я сказала, что не верю им. А они меня убеждали, что я работаю в нехорошей организации, которая подслушивает разговоры и шантажирует людей.
— И вы поверили? Как вы могли? Вы, офицер нашей госбезопасности. Нет, я не понимаю, не понимаю!
— Я им не поверила. Поэтому и попросила того парня ответить мне по телефону «ноль-два».
— Значит, все-таки поверили? А если бы он ответил по этому «ноль-два», что бы вы сделали?
— Не знаю.
— Вы бы всех нас выдали. Вернее, предали. Вы бы Родину предали! Вовремя мы вас остановили. Но будем помогать вам встать на правильный путь. Вот бумага, пишите. А мы проверять будем каждое слово. Досконально будем проверять.
Возвращаясь в Москву, Панин прокручивал детали разговора с этой женщиной. Опасности здесь явно не было. Она говорит правду.
Но как удачно они успели! В последний момент, но успели.
Панин вспомнил свою поездку в Бельгию. Он привез два чемодана техники. Ехал с тургруппой поездом, чтобы упростить таможенный контроль.
Как издевалась тогда над ним Елизавета. Она иронизировала и высмеивала мужа. А он привез зонтик за полторы тысячи евро. Это усиленный, направленный микрофон. И вот теперь этот зонтик их всех спас.
И еще не вечер! С этой штуковиной надо работать. Надо только знать, когда и на кого ее направлять.
Главный вопрос — что делать с Галаевой, с этой сорокапятилетней глупой «лейтенантшей».
Выпускать ее до завершения всего дела и до выезда за бугор нельзя. Это очевидно!
А после выезда? Тоже нельзя.
С остальными просто: сочинить приказ об увольнении, выдать всем выходное пособие, взять подписку о неразглашении — и порядок.
А эта особа опасна. Она уже все поняла! А после подвала Галаева уже ничему не поверит.
Что с ней делать? Запугать? Купить? Соблазнить?
Все это очень опасно и без гарантий.
Гарантия только в одном. Слесарь за десять тысяч баксов сделает все аккуратно. Где-нибудь в тихом лесу зароет на дне оврага и дерном прикроет.
Она баба одинокая, и искать ее никто не будет.
Телефониста Панин не знал. Он слышал рассказы Лобачева, но этот Гена был для него фоном, деталью, инструментом. Как зонтик, автомобиль, офис, магнитофон. Некий неодушевленный элемент плана действий. В нужный момент офис надо закрыть, жучки снять, телефониста убрать. Все понятно. Тут все без эмоций. Но тут все сложнее в смысле совести.
А с этой женщиной совсем другое дело!
Эта Раиса смотрела ему в глаза, она плакала, она покорно соглашалась.
Нет, он не сможет дать команду убить.
Лучше запугать! Сильно и страшно запугать. И подписку взять. Вернее, две-три расписки с разными деталями. Я, такая-то, получила деньги за работу по шантажу и вымогательству. Все осознаю и готова работать дальше.
Она напишет. Жить захочет, так напишет. И этих бумаг будет бояться. И поэтому молчать будет.
Панин успокоился и даже повеселел. Он въехал в Москву, насвистывая бравурную мелодию. Он знал, что в офисе его должны ожидать новости. Он даже не сомневался, что это должны быть приятные новости.
Здорово придумал Лобачев с этим «самодуром». Сразу всех одним махом. Панин никогда не был на рыбалке, но сейчас его охватил именно рыбацкий азарт. Они долго и тщательно готовились, монтировали снасти, искали наживку, и вот-вот над поверхностью воды должен появиться улов. Ну не шесть, не пять рыбин, но уж три-четыре должно быть.
А если ни одной?
Настроение Панина резко сменилось от бурной радости до ожидания возможного срыва и провала.
Сегодня утром истекло время ультиматума. До этого часа все объекты должны были переслать деньги в Будапешт.
По сводкам, за вчерашний день настораживающих моментов не было. Правда, днем и вечером последовательно вырубились жучки у трех объектов. Сначала у Елагиной, затем у Айрапетова и Акмеева.
Это нормально. Они не могли не понять, как были получены сведения об их грехах.
Панин буквально влетел в офис. Лобачев что-то озабоченно обсуждал с Елизаветой.
— Как результат, Федор? Я места себе не нахожу. Говори скорее.
