Леонид Панасенко - Искатель. 1988. Выпуск №4
Диктор пожелал им спокойной ночи, и на экране пошёл снег.
— Очень интересно, — пробормотал Поль.
* * *Они отдыхали от бурных ласк. Вокруг были темнота и тишина. Изабелла тихо проговорила:
— В твоей жизни кто–то есть.
Поль сказал чистую правду:
— Ты. У меня нет никого, кроме тебя.
— Нет, — возразила Изабелла. — Я уверена в этом. Не спрашивай почему. Я сама не знаю.
Она тоже говорила правду. Но как объяснить ей, что её соперница — она сама!
— Насчёт Мариетты я соврал, — произнёс Поль.
Изабелла повернулась к нему:
— Само собой, потому что вчера вечером мы были с тобой вдвоём. Но к чему эти… эти выходки?
— Знаешь, я был в стельку пьян… Я городил что попало.
— Человек никогда не городит что попало. Как раз когда он считает, что говорит что попало, он чаще всего и проговаривается.
— И о чём же я проговорился?
— Ты пытался отвлечь внимание, покрыть кого–то, говоря о Мариетте. Но как всё это выглядело неуклюже!
Поль не ответил.
— Я спрашиваю себя, — выговорила Изабелла после долгого молчания, — уж не симулируешь ли ты эти приступы амнезии…
Поль попытался прижать её к себе. Она отстранилась.
— Изабелла! — воскликнул Поль в отчаянии.
В ответ он услышал сдерживаемое всхлипывание.
* * *Ночью выпал снег. Венсан в пижаме разгребал ладошками белый покров на оконном карнизе. Он издавал повизгивания, в которых слышались и радость от возни со снегом, и жалоба на мёрзнущие руки. Вокруг него носился Альбер, с лаем отпрыгивая назад всякий раз, когда Венсан пригоршнями кидал в него это странное белое вещество.
— Венсан! — прикрикнула на него Изабелла, войдя в комнату и закрывая окно. — Посмотри, что ты наделал с ковром!
Венсан надулся.
Поль надевал пальто, когда Изабелла подошла к нему:
— Забудь о том, что я говорила тебе ночью. Я чувствовала себя такой несчастной…
Поль обнял её.
— Мы слишком много выпили, — сказал он.
Поколебавшись, Изабелла спросила:
— Ты зайдёшь к Карлену?
— Нет, — ответил Поль. — Теперь это ни к чему. Всё хорошо.
Поцеловав жену, Поль вышел. Едва он оказался за порогом, как выражение его лица изменилось. В действительности всё шло хуже некуда…
* * *Поль прошёл мимо белого «дофина», даже не заметив его. Он высматривал синий «студебеккер».
Но «студебеккера» на улице не было. В конце концов Поль обратил внимание на «дофин». Дважды медленно прошёл рядом с ним, не веря своим глазам. Он всё ждал, что тыква превратится в карету, но это произошло, видимо, раньше, чем он оказался возле неё, и обратная метаморфоза привела всё в норму. Хотя какая тут теперь норма…
Перед тем как открыть дверцу, он пнул её ногой.
* * *Минос демонстрировал непонятное поведение, до сих пор не наблюдавшееся у обычных крыс. Он стоял у входа в лабиринт, не проявляя интереса к кусочку сыра, ждавшему его у выхода. По шёрстке Миноса пробегали быстрые волны, и лапки его время от времени подгибались. В конце концов он повалился на бок и принялся кататься по подставке, на которой стоял лабиринт.
— И ничего–то из него не выудишь, — изрёк Дармон. — Всё происходит у него в голове, а он у нас не красноречив.
— Надо будет перейти к опытам на человеке, — заключил Поль.
— Это опасно, — заметила Мариетта. — Мы же не знаем, что он ощущает.
— Во всяком случае, это безболезненно, — заявил Жинесте.
По всей видимости, действие препарата прекращалось. Вот уже Минос встал на лапы и преспокойно направился в лабиринт.
Поль подумал о свойствах С–24. А что, если новое вещество способно устранять последствия его приёма?
— Пожалуй, я попробую, — сказал он, посмотрев на часы.
Под встревоженными взглядами товарищей Поль проглотил щепотку белого порошка и сел в кресло. Началось ожидание.
* * *Поль наклоняется, чтобы поймать свой голубой целлулоидный козырёк, упавший в воду. Лагуна хороша своим спокойствием. Это словно солёное озеро, где можно барахтаться безбоязненно — глубина не больше чем по пояс. И ещё очень легко учиться плавать. Говорят, в ней опасно во время прилива из–за течений. Правда, похоже, что и во время отлива небезопасно — по той же самой причине. Впрочем, во время прилива лагуны просто нет, так что приходить сюда надо во время отлива и когда море спокойно.
Поль прилаживает козырёк, натягивая на голову белую резинку. И смотрит на Жаклин.
Ей всего четырнадцать лет, а ему уже пятнадцать. Но он тощ, как бродячий пёс, и вид у него всё ещё мальчишеский. Жаклин выглядит старше его на добрых три года. У неё коротко подстриженные каштановые волосы и голубые глаза, при виде которых у Поля перехватывает дух. Поль думает о ней все дни напролёт. Жаклин приезжает к деду с бабкой только на выходные. Она живёт в Либурне.[5] Поль проводит каникулы в Сулаке.[6]
Дед и бабка Жаклин живут в домике в ста метрах от пляжа и летом принимают у себя нескольких отдыхающих. С точки зрения Поля, они уже совсем старые. Но им самое большее по пятьдесят пять лет. Дед Жаклин — рыболов. Он приносит крабов, которых называет «сонями». Бабка же не видела моря лет десять. Зачем перебираться через дюны?
Поль смотрит на Жаклин. Чувство, которое он к ней испытывает, сродни волнам, когда на них закручиваются барашки. Это чувство ему уже знакомо. Он питал его к соседке по лестничной площадке три года тому назад. Ту тоже звали Жаклин. Ей было двенадцать лет. Но ей нравился малолетний вожак шайки, орудовавшей на пустыре у бедняцких кварталов. Удалось перехватить письма, которые она ему писала и которые начинались так: «Мими, любовь моя». Мими тоже было двенадцать лет. Но он метко кидал камни. В том числе и в Поля, с восьми лет носившего очки. Мими разбивал их трижды. Но Полю везло: ни разу осколок не попал в глаза.
Это чувство делает его рабом второй Жаклин. Её он забавляет. Она соглашается гулять с ним в вечерней прохладе сосен. Поль слышит шорох иголок под ногами. Словно идёшь по скрипучему снегу. Он никогда не забудет, как пахнут сосны.
И сразу же наступает завтра. Поль уезжает. Каникулы кончились. Во дворе, у деревянной калитки, он целует Жаклин в обе щеки. Всё произошло так молниеносно, что Поль не успел подготовиться к прощанию. Ему дали конфету. Кто, когда — он не помнит. Но эта конфета растягивает ему щёку, мешает. Поцелуй с Жаклин выходит неловким, смешным, детским. Неудавшийся поцелуй. Последний.
Поль вернулся в Коломб, в свою конуру. Он слушает новенький радиоприёмник. По «Радио–Сите» передают матч. Поль переключается на «Радио–Пари». Бетховена он не узнаёт, но находит музыку прекрасной. Такой же, как Жаклин.
