Евгений Коковин - Морская школа
Николай Иванович показывал и рассказывал, а мы с Илько его расспрашивали. В первые минуты я держался солидно, делая вид, что все это мне давно известно. Однако первый же мой вопрос, который был задан тоном бывалого моряка, оказался для меня конфузом.
Я хотел узнать, с какой скоростью ходит «Октябрь», и спросил:
– А сколько узлов в час делает «Октябрь»?
Слова «узлов» и «делает» должны были показать мою осведомленность в морском деле. Но вышло совсем иначе. Николай Иванович улыбнулся и сказал:
– Узлов в час? Так, дорогой, моряки не говорят. Узел не мера длины, а единица скорости судна. Наш «Октябрь» идет в час восемь морских миль, это значит он идет восемь узлов. И когда говорят столько-то узлов, то в «час» не добавляют. Если узлов, то уж обязательно только в час. Не путайте мили с узлами.
На судне много необычного. Поэтому, если вам придется попасть на корабль, не называйте палубу полом даже в каюте. На судне нет перил, но есть поручни. Веревки здесь называются концами. И стрелы на корабле не для того, чтобы ими стрелять, но для того, чтобы поднимать груз. И барабан у лебедки не для того, чтобы барабанить, но для того, чтобы наматывать на него трос.
Да, путешествие по пароходу было для нас полно открытий и всевозможных неожиданностей. Мы не заметили, как прошло время, и нам уже нужно было собираться домой.
На другой день начался ремонт. Мы с Илько помогали механикам и машинистам разбирать машину. Потом нам пришлось взяться за притирку кранов и клапанов, которых у паровой машины, у котла и у вспомогательных механизмов бесчисленное множество.
Огонь в топках котла был погашен. В машинном отделении сразу стало прохладно. Зато кочегары установили камелек – небольшую чугунную печку.
Когда в камельке разводили огонь, становилось очень тепло. Стенки камелька так накалялись, что казались румяными.
Почти каждый день старший механик Николай Иванович приносил на судно какие-нибудь новости. Перед началом работы и во время перекура он рассказывал машинистам и кочегарам о том, что происходит в Советской республике и за ее рубежами. За несколько дней перед Новым годом Николай Иванович пришел на пароход взволнованный и радостный.
– Ну-ка, дорогой, – обратился он ко мне, – скажи, в каком государстве ты живешь?
– В Советской республике, – ответил я.
– Правильно. Но знай еще вот что: все советские народы теперь объединились в одно государство. И государство наше теперь называется Союз Советских Социалистических Республик!
– Союз Советских Социалистических Республик! – повторил я.
И эти гордые слова повторяли в тот день все моряки «Октября».
Было это в декабре 1922 года, когда в Москве только что закончился Первый Всесоюзный съезд Советов. О съезде Советов нам тоже рассказывал Николай Иванович.
Всю зиму мы проработали на судоремонте, с нетерпением ожидая весны и первого рейса в море.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
НАВИГАЦИЯ ОТКРЫТА
Ремонтные работы на «Октябре» были полностью закончены до начала ледохода.
День поднятия паров на судне подобен празднику. Николай Иванович приказал кочегарам подготовить топки. Котел был наполнен водой. В кочегарке собрались все механики, машинисты, кочегары и, конечно, мы, ученики. Команда уже была укомплектована для навигации.
И вот пришли старший механик и капитан. Николай Иванович при полной тишине с торжественным видом сам открыл первую топку и поджег промасленную паклю. Потом он то же самое сделал у второй и у третьей топки.
Было слышно, как зафыркало пламя и как оно загудело в топках весело и порывисто.
Кочегар Матвеев сбросил куртку и остался в сетчатой короткорукавой рубашке. Легко, словно играя лопатой, он зашуровывал в топки уголь. Топки дышали нестерпимым жаром.
…Дрогнула стрелка манометра и медленно-медленно поползла по делениям дуги к красной черте-марке. В котле накапливался пар – появилось давление.
Николай Иванович, довольный и веселый, встал с мусорной кадки, широко улыбнулся и сказал:
– Теперь можно будет опробовать и главную машину.
Мы поднялись на палубу. Запрокинув голову, Николай Иванович указал рукой на черный дым, клубящийся из трубы.
– Идет! Ух, какой густой… Сплошной уголь!
Он перегнулся через кап и крикнул в кочегарку:
– Хватит, дорогой! Все топливо в трубу выбросишь. Довольно!
Жгуче-черная грива дыма постепенно стала превращаться в серую, словно седея на глазах.
Около «Октября», окалывая лед, из стороны в сторону мотался большой буксир ледокольного типа. Он с разбегу, словно задорный петушок, налетал на толстую кромку застарелого льда. Его форштевень, ударившись о препятствия, поднимался. Казалось, буксир вот-вот встанет на дыбы. Кромка льда не выдерживала, трещала, крошилась, а по ледяному полю, словно лучики, разбегались трещины.
По середине Северной Двины прошел ледокол и пробил широкое русло.
Весна была напористая в своем наступлении. Крушить лед ей помогали и солнце, и южные ветры, и теплые дожди. Теперь союзниками весны были и команды ледокольных судов.
На следующий день после подъема паров опробовали главную машину, а также динамку, донки и остальные вспомогательные механизмы. Мы чувствовали себя именинниками. Ведь мы всю зиму работали на ремонте котла и механизмов. Есть и наша маленькая доля в этом общем труде восстановления большого парохода.
Золотники сейчас подают в цилиндры пар, а я вместе с машинистом Золиным эти золотники ремонтировал. Мне пришлось вновь подгонять подшипники, в которых сейчас проворачивается коленчатый вал. Я притирал бесчисленные краны и клапаны, вырубал прокладки, набивал сальники. Теперь, когда проворные эксцентрики, тяжелые шатуны и штоки, массивный вал пришли в движение, радостно было сознавать, что во всем этом заложен труд твоих рук.
Промелькнуло несколько дней, порт ожил. Над гаванью понеслись гудки пароходов, заскрипели погрузочные стрелы, затарахтели лебедки и брашпили. По Северной Двине уплывали в Белое море почерневшие поздние льдинки. Навстречу им бежали юркие катера и безмачтовые, с гофрированными крышами пароходики пригородного сообщения.
Всюду в порту пахло дымом, пресным отработанным паром и краской, просыхающей на корпусах пароходов и ботов. В ковшах, у стоянок катеров, поверхность воды зацветала жирными радужными пятнами нефти и машинного масла.
Навигация открылась. С моря, со зверобойных промыслов, пришли переполненные тюленьими шкурами суда. Они принесли в порт запахи рыбы и ворвани.
За два дня до отхода в рейс наш пароход отбуксировали к Левому берегу под погрузку. Нам, ученикам, было приказано перейти жить на судно. Поместили нас в кочегарском кубрике. Меня назначили на первую вахту – с восьми до двенадцати часов Илько на вторую – с двенадцати до четырех.
