Евгений Шабалин - Тайна острова Нуулуа
— Нет, Эдвард — лучше вина. Ведь у меня праздник.
Женя выложила на стол несколько листов рукописи, ксерокопии, аккуратно сложенные в прозрачный файл. Скользя пальцами по гладкой поверхности пленки, Женя пояснила:
— Это копии двух писем Стивенсона своему племяннику, Ллойду Осборну, 1891 года. Писатель тогда жил на острове Уполу, в архипелаге Самоа, вместе с женой и другими членами семьи. Ты, конечно, знаешь географию Тихого океана? О, извини, Эдвард! Что я говорю — я же сижу рядом с моряком! Это всё от радости, никак не отойду.
— Я не моряк, Женя, строго говоря…Но географию знаю. Продолжай дорогая…
Эдвард положил руку на тонкие пальцы девушки.
— У них сложились очень дружественные отношения с коренным населением…
— Как у нас? — пошутил Эдвард.
Женя молча приняла ласку друга и продолжила рассказ.
— В письмах к племяннику Стивенсон подробно излагает одну легенду, которую слышал от старого туземца. Якобы когда-то в одном тайном месте жил Сын Солнца, главное божество людей Уполу. Общаться с ним могли только вожди племени, и только редко и в строго определенное время. Сын Солнца указывал вождям как поступать в трудной ситуации. Но однажды Сын Солнца покинул народ Самоа. И больше не вернулся…
Женя, рассказывая, смотрела на руки Эдварда, мягко касающиеся её руки. Речь её была лишь аккомпанементом к тому приятно-возбужденному состоянию, когда человек готовится к отплытию в рай покоя и счастья. И девушка не заметила, как рука Эдварда похолодела в тот момент, когда она первый раз упомянула Сына Солнца.
* * *А Эдвард застыл в изумлении от неожиданного совпадения тайной мечты двух людей, всего несколько дней назад живших на противоположных точках большого глобуса. А как будет удивлена Женя, когда сейчас узнает от негоо его тайном желании, сказочным образом совпадающем с планами этой русской девушки, будущего этнографа! О том, как пару месяцев назад он рылся в исторических документах библиотеки Лиссабона, злой, недовольный из-за полученного от адмирала дурацкого задания составить коллекцию рисунков фигур на бугшпритах португальских галеонов (сын адмирала писал диссертацию на эту тему, черт бы его побрал!). И отвлекла его тогда от скуки и привлекла своей странностью запись на желтой, наполовину истлевшей странице дневника судового врача с корабля шестнадцатого века «Надежда». Привлекла сначала картинкой, которая изображала туземную пирогу с балансиром, видимо впервые увиденную этим врачом. И фигуру туземца, темнокожего мальчика-подростка, худенького, но ширококостного. Мальчик стоял у мачты, задрав голову вверх. Эдварду почему-то захотелось узнать про историю этого мальчика, оказавшегося на португальском судне. Через неделю, уже вернувшись в Америку, он получил по электронной почте полный английский подстрочный перевод дневника того древнего Эскулапа. Труд небогатых португальских библиотекарей щедро оплатил адмирал (в одной корзинке с картинками бугшпритов). Эдвард не интересовался, как прошла защита диссертации ленивого сынка адмирала, но записки врача запали ему надолго.
— Эдвард, что с тобой? Ты не любишь легенды?
Привычка или навыки офицера службы безопасности удержали Эдварда от немедленного рассказа. Изумление постепенно прошло, потеплевшие руки стали вновь греть нежные белые пальчики.
— Нет, нет…. Продолжай, Женя. Мне приятно слышать речь счастливой девушки.
— Сам Стивенсон был готов поверить в существование чего-то, может быть, очень давнего, что послужило для суеверных туземцев основой этой красивой легенды. Я чувствую тоже самое. И я постараюсь найти свидетельства истинности или же сказочности событий этой легенды. Эдвард, это будет моя магистерская работа, а, может быть, и профессорская. Теперь у меня есть всё, что нужно для начала интересного этнографического поиска. Ты сомневаешься?
— Я одобряю твои планы. Но сомневаюсь, что у тебя «всё есть».
— Ты думаешь, если я маленького роста и не имею жизненного опыта, как у тебя, то не справлюсь? «Чили мал, да верзилу повалит» — это поговорка народов Юго-Восточной Азии.
— Я, Женя, не такой романтик, как ты. Во-первых, столько едкости и горечи, сколько в зеленом перчике, я у тебя не замечал.
— Может быть, всё впереди? — лукаво отреагировала девушка.
— Не думаю. Во-вторых, где твоя виза на пребывание в Самоа? Не забудь — это ведь независимое государство, а не часть Новой Зеландии. И третье. Извини, Женя, но позволь мне иметь сомнения в твоей кредитоспособности для такого долгого предприятия. Ты ведь не жена, я думаю, русского олигарха?
— Нет, нет, — поспешно ответила Женя, вновь прикоснувшись к руке Эдварда, который в это время наполнял бокалы красным вином. — Ни олигарха, ни бомжа.
— И самое главное, чего тебе не хватает: это хоть какого-то, самого ненадежного, самого маловероятного, пусть только намёка на что-то реально существовавшее…
— Тогда выпьем за то, чтобы такой намек я получила бы как можно быстрее!
— Тост принят!
Эдвард отпил ароматное вино, поставил бокал с майорийским орнаментом на столик.
— Кстати, кто такой «бомж»?
Женя объяснила.
— Да, у нас есть такие же. По-английски — tramp.
И только сейчас, стараясь не выдать своего нетерпения и торжества, негромко, как бы не для Жени, а просто так, произнес:
— Тост был к месту. У меня есть такой намек…
Бабушка рассказывает, а «Танатина бродит»
— Ребята, дайте мне портфель, который Вы нашли на чердаке, — сказала бабушка, возвратившись из леса. Это было уже к вечеру, когда острые верхушки елок покрасил закат. В отсутствие бабушки Павлик укорял друга. «Зачем ты расстроил её? Она ведь может и заблудиться в чужом лесу».
— Что значит «в чужом»? Твоя бабушка почти всю жизнь провела в России. Она придет, обнимет нас и всё расскажет, — успокаивал Родик.
Бабушка с портфелем ушла в свою комнату и вышла, когда услышала, как проголодавшиеся мальчики стучат крышками пустых кастрюль. Глаза бабушки были ещё влажные от слез:
— Ну, вот, дорогие мои мальчики, вы, умные догадливые, знающие полинезийский язык…
— Нет. Валиса Павловна, я не знаю… — оправдывался Родик.
— …а не умеете приготовить себе ужин, — и мягкая улыбка красивой самоанской бабушки восстановила мир и спокойствие. Бабушка обняла обоих мальчиков.
— Павлик, я тебя очень люблю, и я виновата перед тобой, скрывая свою прежнюю жизнь. Но я не могла иначе. Родик помог, он молодец. Теперь я должна и хочу рассказать вам то, что вы не сумели узнать из содержимого красивого блокнота. То, что частью содержится в других тетрадках, а частью — в моей памяти. И вы поймете меня. А мне станет легче. А пока погуляйте, до ужина.
