Евгения Соловьева - Мастер теней (СИ)
— Лежи, лежи! — Рука Пророка коснулась лба Фрая. — Береги себя, брат мой. Я прикажу найти другого лекаря, этот шарлатан сгубит тебя… А пока у меня есть для тебя подарок. Помнишь, ты говорил, что любишь кардалонские песни? Мальчик хорошо играет. Ну же, взгляни на меня, брат!
Фрай открыл глаза, готовый к очередному бою: не сломаться, но и не показать, что до сих пор сохранил волю. Пророк улыбался. Стоял над Фраем, смотрел в упор и улыбался — почти как нормальный человек: не давил взглядом, не поглаживал свой амулет, притворяющийся Светлым Кругом. Странно, но и самого амулета сегодня не было. Неужели отдал? Но кому и зачем, он же никогда не расставался с амулетом?
— Играй, мальчик, — велел Пророк и сел рядом с Фраем. — А нам с тобой надо обсудить завтрашнее взятие Хурриги. Тянуть больше нельзя.
Менестрель тронул струны. По палатке разлилась тихая мелодия, запахло родными буковыми рощами, виноградниками на отрогах…
— Готова ли армия, брат? — спросил Фрай как можно тише: хотелось слушать и слушать шелест буков, звон ручьев. Правда, что-то в этой музыке, да и в самом менестреле казалось странным. Может быть, слишком разумные и цепкие для очарованной жертвы глаза. — Завтра до полудня мы должны подойти к стенам с двух сторон…
Фрай объяснял Пророку завтрашнюю диспозицию, стараясь не глядеть на музыканта. Быть может, ему померещился острый взгляд профессионала, а может, и нет. Восторгаясь мудростью Пророка, его дальновидностью и благородством, Фрай продолжал давать дурные советы. И, уже прощаясь с Пророком и принимая снисходительное одобрение, чуть не вздрогнул: в ухе менестреля тускло блеснула ничем не примечательная — для тех, кто не знает наперечет содержимого королевской сокровищницы — серебряная серьга.
«Ясный Полдень… не может быть! Светлая, пусть мне не померещилось, — молился Фрай, прикрывая глаза и откидываясь на подушки. Он не посмел задержать взгляд на серьге дольше мгновения: упаси Светлая выдать убийцу. — Помоги ему, Сестра, избавь Валанту от бедствия!»
Фрай готов был молиться хоть за ткача. Самому ему не сладить с сумасшедшим менталом: без оружия, со сломанной рукой и поврежденной спиной. Самое большее, что он может, тянуть время и путать фанатика дурными советами, благо он безоговорочно верит в силу своего внушения и ничего не понимает в военном деле.
Позавчера молитвы оказались тщетны. Граф Зифельд, первый дуэлянт столицы и отвергнутый любовник Ристаны, стал верным слугой Пророка. Фрай не знал, как именно Зифельд собирался убить главаря мятежа, зато догадывался, что на это опасное предприятие он решился не ради назначенных королем за избавление от мятежа пяти сотен золотых и шерское звание. Но Зифельду не повезло.
А мальчишке, похоже, везет. Сегодня Пророк без амулета — это увеличивает шансы.
— Жаркое, быстро! — послышался голос одного из приближенных фанатиков.
Следом — топот, пыхтение, лязг плохо закрепленного меча, невнятные голоса из шатра, потом те же голоса ближе…
«Светлая, помоги», — взмолился Фрай. И провалился в темное, полное змеиного шипения и запаха тлена забвение.
Разбудил его смех. Скрипучий и рычащий смех демона из Ургаша. Сон?
Нет, опасность!
Открыв глаза, Фрай рывком сел — все помутилось, поплыло. Сквозь туман боли послышался гул огня, треск рвущейся ткани и вой, пронзительный и мертвый. Совсем близко…
Хилл бие Кройце, Стриж
Страх Пророка пах заманчиво, но еще заманчивей пахла его кровь. Стриж не удержался и лизнул еще раз, сдирая мясо до кости и наслаждаясь острым и сытным вкусом. Пророк забился, завоняло мочой. Стриж полоснул когтями по горлу проповедника и удивленно поймал откатившуюся голову.
«С такими когтями никаких ножей не надо. Удобно»
По краю сознания скользнул образ головы на столе Мастера — дивно смешной образ! Смеясь, Стриж поднял голову за волосы, нашел котомку. Когти мешали и грозили порезать ткань на лоскутья.
«Убрать, — приказал Стриж, взглянув на левую руку. Когти втянулись, голова заняла подобающее место. — Все, дело сделано, можно сматываться».
«Нельзя! Еще, мое! — помешал последовать здравой мысли шепот Ургаша. — Служи мне, Стриж!»
Тут же запах страха и злости, исходящий от сотен фанатиков, усилился, рот наполнился слюной, а в животе заворчало. Захотелось заорать: «мое!», сгрести ближнюю жертву и пить, пить…
Отмахнувшись от слабого писка разума, требующего что-то такое вспомнить, Стриж закинул котомку на плечо, свалил на труп горящую масляную лампу и вместе с мгновенно взметнувшимися языками пламени взмыл над лагерем, прорвав крышу шатра, как паутину. Он торжествующе завыл, высматривая первую жертву. Панические вопли фанатиков слились с далеким собачьим воем, лагерь взметнулся огнями, отчаянной суетой, и вмиг застыл: раззявленные рты, выпученные глаза, раскоряченные руки — и расходящаяся кругами паника.
«Мои, все мои», — довольно проворчал Стриж.
«Охота!» — отозвалось демонское тело.
Принадлежащие ему души загорелись алыми пульсирующими огнями. Десятками, сотнями огней. Стриж спикировал, схватил ближайшего фанатика и поднял в воздух. Тот не успел понять, что происходит, как Стриж снес ему голову одним взмахом когтей, глотнул брызнувшей из обрубка крови, бросил пустое тело и устремился к следующему.
Схватить, выпить, выбросить. Схватить, выпить, выбросить.
Жизни и души падали в Ургаш сквозь глотку Воплощенного — одна за одной. Голос божества: «мое!» заглушал последние мысли и чувства. Все, кроме потребности служить и есть, есть…
— Стой! Именем Светлой!
Стриж словно наткнулся на стену. То, что еще оставалось от Хилла бие Кройце, проснулось в дальнем углу сознания демона и сбило полет. Воплощенный тяжело закувыркался в воздухе и упал на груду теплых обезглавленных тел.
— Стой, шисов дысс, что ты творишь! — мысленно заорал Стриж, обнаружив себя занесшим когтистую лапу над полузаваленным палаткой и трупами генералом Фломом. — Этот не твой! Хватит!
Лапа дернулась и мазнула когтями перед застывшим лицом Флома.
«Мое, съем», — прошипел демон внутри, но уже не так уверенно.
«Хватит. Все. Охота окончена, — твердил сам себе Стриж, с трудом отвоевывая у демона собственное тело. — Брат получил свое. Жертвы кончились».
Несогласный демон на миг вырвался из-под контроля и огляделся в поисках вкусных алых огоньков. Единственный оставшийся быстро удалялся в сторону реки.
«Ловим последнего и спать. Ты хорошо послужил», — тоном Седого Ежа, уговаривающего разъяренного пса отпустить горло случайно выпавшего на арену зрителя, прошептал сам себе Стриж.