Густав Эмар - Вождь Сожженных лесов
Он вышел.
— Как она похожа на свою мать, — прошептал Искатель следов. — То, что она называет меня отцом, какою-то болью отзывается в моем сердце.
Он подошел к Пелону, который, вычистив лошадей, на которых они приехали, хлопотал о том, чтобы накормить их.
Валентин спросил его, где квартира капитана.
— Не знаю, где он теперь, — отвечал Пелон, — но вот идет лейтенант Маркотет, он проводит вас.
— Благодарю, — сказал Валентин.
И он подошел к лейтенанту, который с сигарой во рту обходил лагерь.
Увидев Искателя следов, Маркотет пошел к нему навстречу и почтительно раскланялся.
— Чем могу служить вам, милостивый государь? — спросил он.
— Я желал бы, милостивый государь, видеть капитана Грифитса, — отвечал Валентин, в свою очередь раскланиваясь, — но не знаю, где могу найти его.
— Вы желаете знать, где его квартира?
— Да, милостивый государь, и, во-вторых — может ли он меня принять?
— Ничего нет легче, как ответить вам на оба вопроса: не угодно ли вам следовать за мною.
Они оба прошли вкось через весь лагерь и через пять или десять минут остановились перед небольшим домиком, стоявшим отдельно от прочих хижин лагеря, у дверей которого стоял вооруженный охранник.
— Вот, милостивый государь, квартира капитана, — сказал лейтенант. — Не угодно ли вам подождать одну секунду, пока я доложу о вас капитану?
Валентин молча поклонился.
— Войдите, милостивый государь, если желаете, — сказал Маркотет, снова показываясь на пороге, — капитан к вашим услугам.
— Благодарю вас, милостивый государь, — отвечал Валентин и вошел в комнату.
Капитан был один; он лежал во всю длину свою на огромной карте гор Рошез, на которой накалывал некоторые пункты булавками с разноцветными головками.
Увидев охотника, он тотчас же встал и вежливо приветствовал его.
Эти два человека в первый раз встречались лицом к лицу.
Одного пристального взгляда было для них обоих достаточно, чтобы оценить друг друга.
Оставшиеся еще у Валентина подозрения относительно поведения капитана исчезли в первую же минуту.
Джон Грифитс, со своей стороны, при виде этой честной открытой физиономии почувствовал невольное уважение к человеку, которого боготворили все обитатели пустыни.
Охотник поклонился и взял стул, предложенный ему капитаном.
— С кем имею честь говорить? — спросил капитан, садясь на свое место.
— Я тот, — отвечал охотник, — за которым посылала сегодня утром нарочного дама, которую вы так великодушно спасли.
— Значит, вы Валентин Гиллуа? — воскликнул капитан с волнением. — А, милостивый государь, я очень счастлив, что вижу вас у себя.
— Да, капитан, я действительно Валентин Гиллуа, но как вы могли это знать?
— Совершенно просто, милостивый государь: сегодня утром эта дама пригласила меня посетить ее и, сказав, что вы ее названый отец, просила отправить к вам ее письмо.
— И вы были так добры, что тотчас же исполнили ее просьбу.
— Мог ли я отказать ей, милостивый государь? Эта дама согласилась воспользоваться моим гостеприимством и уж этим одним поставила меня в совершенную от нее зависимость.
— Вас не оскорбит, капитан, то, что эта дама сегодня же оставит ваш лагерь и отправится со мною?
— Меня оскорбит? Какое же я имею право, милостивый государь, обижаться этим? Разве вы не названый отец этой дамы?
— Да, капитан.
— Ну, а следовательно, вы опекун ее и настоящий покровитель; этого права никто не может у вас оспаривать, ее место возле вас, милостивый государь, и я уверяю вас, что буду очень рад видеть ее под вашим могущественным покровительством.
После этого разговор у них не клеился; оба держали себя как-то принужденно.
Наконец, Валентин первый прервал это неловкое молчание.
— Желаете ли вы, капитан, — сказал он, — поговорить со мною откровенно, как могут говорить между собою два честных человека?
— Я не желал бы ничего лучше, милостивый государь, — отвечал капитан, в глазах которого сверкнула молния.
— Я начну, — продолжал Валентин, — но прежде всего прошу вас не оскорбляться тем, что я вам буду говорить.
— Разве мы не условились быть откровенными друг с другом? — отвечал капитан. — Говорите, милостивый государь, я вас слушаю.
— Благодарю вас, капитан, будьте уверены, что я не стану злоупотреблять нашим договором. Около трех месяцев тому назад, когда я был в горах Рошез, я слышал о вас много…
— Худого? — подсказал капитан, — не правда ли, милостивый государь?
— Признаюсь, мне рассказали две истории, которые внушили мне к вам отвращение; вы видите, как я откровенен.
— Да, милостивый государь, и хорошо делаете; какие же это истории?
— Одну из них я слышал от той самой девушки, которую, как говорят, вы насильно увезли от ее родителей с целью сделать своей любовницей или, еще хуже, уступить ее мормонам…
— О, это низкая клевета! — прервал его молодой человек. — Не скрою от вас, что я действительно увез эту девушку; правда, это была большая ошибка, это бесчестный поступок, я с этим согласен; но я любил ее, милостивый государь, страсть ослепила меня, я был сумасшедший! Я вовсе не хотел сделать эту девушку своей возлюбленной и тем менее уступить мормонам, я хотел жениться на ней, если бы мне удалось заслужить ее любовь; вот что справедливо, милостивый государь, остальное все чистейшая ложь. Я не имею ни малейшего желания прикрывать дурные стороны этого дела, а также извинять свой, далеко не похвальный, поступок, но я надеюсь загладить свою вину. В продолжение всего времени, как эта девушка находилась в моем лагере, мне не приходила в голову даже мысль воспользоваться ее положением; напротив, она была здесь окружена всевозможным вниманием и уважением.
— Все это совершенно справедливо, милостивый государь; донна Долорес де Кастелар повторяла мне несколько раз то же самое, после того как я помог ей убежать из вашего лагеря, и говорила, что она вовсе не чувствует к вам ненависти, что она даже сожалеет о вас и почти извиняет; ее последнее слово, когда она расставалась со мною, чтобы возвратиться в Мексику, под защитой своего жениха, было: я совершенно уверена, что капитан Грифитс честный человек, но он с ума сходит от любви ко мне; когда он будет в состоянии хладнокровно обдумать свои действия, то он прежде всего пожалеет о том, что решился в порыве страсти на отвратительный поступок со мною.
— О, она была права, говоря это, — сказал капитан взволнованным голосом, — я уже давно раскаялся в том, что сделал.
— Если так, то первый ваш поступок в моих глазах извинителен, так как вы, совершая его, не имели дурной цели.
