М. Протусевич - Дело Эрбэ и К°
Она подсела близко к Костину.
— Однако, вы быстро, — глаза ее смеялись, как будто говоря: «я же понимаю, какой вы молодец».
И только рука, державшая букет цветов, дрожала.
— Пустяки, — сказал Костин, — вполне естественно, что я знаю адреса своих знакомых.
Он закурил трубку, оглядывая комнату. Внимание его привлекла пепельница и не столько сама пепельница, сколько то, что он в ней увидел.
Продолжая разговор, он незаметным движением руки подвинул к себе пепельницу. Потом спокойно взял лежавший в ней окурок и начал его разглядывать.
— Итак, вы говорите, что в провинции активной работы нет…, — говорил он с удивлением, читая английскую надпись на папиросе.
Катя вскинула на него свои длинные ресницы. За ними метнулся страх. Но страх в ту же минуту был убит развязным смешком. Грациозным движением всего корпуса достала из кармана платья синюю коробочку.
— Не хотите ли английскую папиросу. Сегодня на улице какой-то мальчишка продавал.
Катя, вскинула на него свои длинные ресницы: «Не хотите ли английскую папиросу?»
Костин невольно залюбовался смелой и настойчивой противницей.
Поговорив еще минут пять — он попрощался и вышел.
— Усиленное наблюдение за квартирой Юшина — коротко приказал он агенту. Затем он быстро направился к себе, где его ждал Сергеев.
— Слыхал ли ты, — спросил он Сергеева, — чтобы на улицах Москвы можно было купить настоящие английские папиросы?
— Нет. А что?
— Ничего особенного, но уездная глушь, в которой пребывала Екатерина Дмитриевна, на карте РСФСР, вероятно, не помечена, — и он протянул Сергееву папиросу.
— Это у нее такие?
— Да.
— Постой… постой… Я где-то видел такую же. Да, да вспоминаю. На вечере у скрипача Янковича. Он привез из Батума несколько коробок и угощал своих знакомых.
Из Батума — чуть не подпрыгнул Костин, — скрипач из Батума, английские папиросы и сельская учительница… да-с….
— Но ведь она меня познакомила с Янковичем. Быть может, он просто дал ей пару коробок?
— Тогда при чем тут мальчишка-папиросник.
Наступившее молчание прервал вошедший шифровальщик.
Радиотелеграмма из Новороссийска. Шифр Сомова.
— Ага! Комсомольцы — вскричал Костин. — Вот что нам теперь нужно.
Телеграмма гласила:
«Выехали в Москву двое белых, скрипач Янкович и блондинка Катя. Везу почту. Белые явки. Буду седьмого. Морев».
— Морев? Кто это?
— Условная подпись, едет посланный… Распорядись установить наблюдение за этой музыкальной знаменитостью.
Голос Костина звучал сталью, глаза сверкали, на щеках появился румянец.
— Молодцы, комсомольцы, — говорил он в волнении, прохаживаясь по комнате, — без них пришлось бы нам долго повозиться.
До седьмого осталось четыре дня, и Костин решил пока Кати не трогать и поддерживать знакомство. Сергеев уговаривал быть осторожней. Раз сама навязывается на работу, значит — метит его убрать.
— Ладно, посмотрим, — ответил, Костин, — я ей помажу губки таким предложением, что она отложит это дело.
И на следующем свидании с Катей он говорил:
— Видите ли, Екатерина Дмитриевна, все наши старания открыть белых здесь, на месте, потерпели крах. Не возьметесь ли вы поехать в Батум. Я дам вам явки к своим людям. Вы человек опытный, имеете старые связи. Что скажете?
При упоминании о явках, Катя оживилась, но, чтобы не выдать себя, просила подождать день-другой.
Костин назначил встречу через три дня.
Приезд Валико сразу разрешил все. сомнения и вопросы.
Оставаясь незамеченным, он присутствовал при разговоре Костина с Катей, побывал на концерте Вацлава и с нетерпением повторял:
— Это они, они. Берите скорей, а то упустите.
Но Костин не торопился. Он знал, что делает, и бил наверняка.
Валико зашел к Кате, которая видала его у генерала Драценко в Батуме.
Он с таинственным видом передал, пароль и, рассказав на словах о поручениях, сразу вошел в курс дел Московской организации.
— Пакет с инструкциями я вам принесу на днях. Он у меня на конспиративной квартире.
Катя послала в Ленинград и Тулу двух агентов, которых невидимо сопровождали люди Костина и песенка их была спета.
Оставалась невыясненной казанская явка, где главную роль играл какой-то доктор. Валико тщетно придумывал инструкции для Казани. Катя находила преждевременным посылать туда человека. Один из таких разговоров велся в присутствии болтливого Вацлава.
— А удобная эта штука, — закидывал Валико удочку, — иметь на явке доктора: в качестве пациента ведь всякий может придти?
— Ну, я не хотела бы попасть ему в пациенты, — усмехнулась Катя.
— Да, ведь «хирург», — рассмеялся Вацлав. — Никогда не думал; что можно быть хирургом не только не кончив университета, но и едва ли видел, как делают операции. Ха-ха-ха. Я думаю, он с таким же успехом мог быть музыкантом.
— А как же он… — начал было Валико.
— Держится пока… в госпитале. Уйма смертных случаев. Как вы думаете, Катя, он ведь больше всех нас отправил на тот свет красных негодяев?
— Пожалуй, но у нас есть дела поважней: Костин обещал мне дать завтра свои Батумские явки, документы и деньги. Это будет нашим последним свиданием, как он сказал. И завтра же я его…
— Но, может быть, можно поручить это кому-нибудь другому, — перебил Вацлав.
— Нет. Это сделаю я сама, — с плотоядным смешком бросила Катя, — завтра, после передачи явок. Вы ведь приготовили квартиру.
* * *У Костина шло совещание. В Казань были отправлены Сергеев и Миша с поручением выловить фальшивого доктора.
Место свидания Кати с Костиным (одна из аллей Петровского парка) было оцеплено нарядом красноармейцев, и Катя была задержана. В кармане был найден револьвер. В ту же ночь были взяты все участники организации и старому библиотекарю довелось еще раз встретиться с племянником.
Через несколько дней Сергеев телеграфировал из Казани об успешной ликвидации докторской явки.
Группа Эрбе была разгромлена, а, полученное через некоторое время, радио из Трапезунда гласило:
«Взорвано белое судно „Русь“ горючими снарядами Врангелю тчк десант задержан два месяца тчк Войтинский помощниками едет Константинополь тчк Сомов Стрельбицкий тчк».
Андреем была проделана колоссальная работа совместно с Стрепетовым, — по подготовке взрыва этого судна.
Тем самым одна из главных нитей «Дела Эрбе», которая вела к организации десанта, — была также разорвана умелыми и смелыми действиями Андрея.
* * *На одной из узких, извилистых улиц Трапезунда, граничащих с отвесным обрывом к морю, как ласточкино гнездо под карнизом, лепилась турецкая кофейная. На балконе сидело человек пять русских.
