Эмилио Сальгари - Талисман
В эту сентябрьскую ночь им предстояла жестокая расплата за презрение к силе врага, за неосторожность и за заносчивость. ….. Каким образом было допущено, что целый батальон полка, находившегося под командой полковника Ларреа, рискнул настолько отдалиться от основной массы войск и углубиться, не принимая никаких мер предосторожности, в удобную для устройства засад горную местность, — это и поныне остается невыясненным. Но факт налицо: около восьмисот пехотинцев при четырех пушках в эту ночь вошли в ущелье Гран-Лупо.
Заранее предупрежденные своими разведчиками о движении испанцев, рифы собрались в огромном количестве на высотах с обеих сторон ущелья.
Нашим друзьям, находившимся значительно выше, чем размещались рифы, были отлично видны их многочисленные отряды, спрятанные за естественными и искусственными прикрытиями над ущельем.
— Caramba!12 — воскликнул Педро. — Ведь рифов в десять раз больше, чем испанцев! Но, положим, горцы вооружены куда хуже наших солдат. К тому же у них, надеюсь, нет пушек. Наши солдаты сумеют показать разбойникам зубы!
— Боюсь, что нет, — печально отозвался Карминильо.
В это мгновение горы как будто ожили, все вокруг зашевелилось. Словно ураган пронесся над ущельем: по сигналу с какой-то скалы в ряды колонны испанцев полетели тучи пуль. Следом рифы принялись сбрасывать с высот вниз, на дно ущелья, камни и бревна.
Передовая колонна испанцев смешалась, попятилась. Но выход из ущелья был уже отрезан: массы рифов залегли у выхода и расстреливали каждого появившегося у конца ущелья солдата. В то же время туча арабской конницы вырвалась откуда-то в долину и окружила главную колонну, не давая ей сделать ни шагу.
— Боже мой, почему молчат наши пушки? — стонал, хватаясь за голову, Педро. — Это ужасно!
Почему молчали испанские пушки?
Ответ на это давали груды трупов, нагроможденных возле испанских орудий: лучшие стрелки рифов сконцентрировали адский огонь именно на тех местах, где находились пушки. Лошади были перебиты моментально, орудия не могли тронуться с места. Артиллеристы падали один за другим, не успев зарядить орудие или установить прицел.
Попавшая в западню колонна ощетинилась штыками и ринулась прокладывать себе путь вперед, но эта попытка была заранее обречена на неудачу: испанцам надо было подниматься по крутым склонам, занятым рифами, и горцы стреляли в своих врагов сверху вниз, из-за прикрытия, почти не подвергаясь ответному огню испанцев. Свинцовый град из ружей рифов буквально сметал испанцев на дно ущелья.
Тогда испанцы, сгрудившись, попытались проложить себе дорогу назад, ударив в штыки. Но и это не удавалось, потому что перед колонной вырастали целые полчища вооруженных ятаганами и пистолетами горцев. Горцы шаг за шагом пятились под натиском пехотинцев, но дрались упорно, а потом расступались, и тогда на испанцев обрушивалась живая лавина — конница рифов.
Ряды испанцев таяли на глазах, в то время как полчища рифов все возрастали.
Главная колонна, как только в ущелье завязалась битва, пыталась пробиться на помощь к товарищам, расчищая путь гранатами, но орудийный огонь не оказывал обычного эффекта, потому что стрелять приходилось по чрезвычайно подвижной коннице рифов, крутившейся вокруг колонны, осыпавшей ее выстрелами, исчезавшей, снова собиравшейся и бросавшейся в отчаянную атаку.
— Они отступают! Боже, они отступают! — стонал Педро, видя, как главная колонна, поняв безнадежность дела, стала пятиться под бурным натиском рифов, предоставляя передовой отряд его трагической участи.
А в ущелье уже разыгрывались последние сцены кровавой драмы: сопротивление испанцев было сломлено, и вместо боя шла резня. Рифы расправлялись с отдельными державшимися еще группами испанцев, расстреливая их, рубя в куски.
Из ущелья Гран-Лупо, куда в ту ночь вошло около восьмисот отборных испанских солдат, не вышел ни один.
Рифам тоже не дешево досталась победа, и сотни три или четыре трупов горцев валялись здесь и там на поле сражения. Но горцы могли гордиться: они одержали блестящую победу над европейцами. Они нанесли огромный урон своим вековым врагам…
Мало-помалу гул битвы удалялся и удалялся: не заботясь о поле сражения в ущелье, где все было кончено, где, кроме мертвых и умирающих, уже никого не было, рифы бросили все свои отряды на главную колонну, надеясь уничтожить и ее, как уничтожили передовой отряд.
Зоркий Карминильо скоро определил, как обстоят дела.
— Вперед, друзья! — сказал он. — Нам надо спуститься туда, вниз.
— Зачем? — осведомился Педро.
— Во-первых, там мы сможем запастись оружием. Мертвым оно не нужно, нам — очень пригодится, чтобы, если понадобится, хоть дорого продать свою жизнь. Во-вторых, там мы найдем и съестные припасы.
— Припасы? — оживился Педро. — Ну, это дело иное! Так бы сразу и сказал! За пару галет и бутылку коньяку я готов вступить в сражение с целой ордой рифов!
— Не беспокойся! Держу пари, что там, внизу, мы сейчас найдем только шакалов, да, пожалуй, шайку арабских старух, добивающих и обирающих раненых! — успокоил его инженер.
Карминильо не ошибся: спустившись вниз, в ущелье, беглецы не встретили там ни единой живой души, если не считать нескольких оглашавших воздух предсмертными стонами раненых.
Запастись оружием не составляло ни малейшего труда: здесь валялись буквально сотни «маузеров» и «браунингов». В ранцах солдат отыскались галеты и консервы, а в походной сумке какого-то офицера — несколько бутылок хереса и малаги.
С этой добычей беглецы могли просуществовать хотя бы три—четыре дня.
— Что это такое, Карминильо? — встревоженным голосом спросила хитана, кладя руку на плечо инженера, когда маленький отряд готовился покинуть место бойни и снова подняться на склоны гор.
— Аэростат. Привязанный воздушный шар, — ответил Карминильо. — Испанцы везли его с собой, вероятно, рассчитывая применить днем для разведки.
— Почему он не улетает?
— Потому, Заморра, что он привязан к передвижной лебедке.
— Но там должны быть люди?
— Едва ли! Они бы откликнулись, услышав наши голоса. Нет, людей там нет. Утром рифы захватили этот аэростат. Насколько мне помнится, это произошло впервые в военной истории!
— А нельзя ли было бы нам воспользоваться так или иначе этим аэростатом? — высказал предположение Педро.
Карминильо озабоченно огляделся вокруг. «Кастилия», великолепный военный аэростат испанских колониальных войск, находившийся, по всем признакам, в полном порядке, колыхался на незначительной высоте над полем сражения. Каким образом пули рифов не пробуравили оболочку шара, было решительно непонятно. Но факт оставался фактом: шар беспомощно висел над ущельем.
