Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон
Затем я зажмурил глаза, но всё еще продолжал выть, пока не выдохся…
На ветвях старой березы висело тело стюардессы. Оно даже не висело, а скорее, застряло среди толстых нижних ветвей. Её ноги были неестественно закинуты за спину, словно ножки мягкой куклы. Задранная до плеч голубая юбка обнажала страшные раны на когда-то красивых и длинных бедрах девушки. Сломанная розовая берцовая кость выступала сантиметров на десять-пятнадцать, пробив плоть. Рука стюардессы, залитая кровью, безжизненно свисала, золотые часики поблескивали на свету. Голова мирно лежала на толстом суку. Одежду и прическу припорошил снег. Но именно её изуродованное лицо, а точнее то, что осталось от лица, повергло меня в шок. Такое мне, любителю страшилок, не приходилось видеть даже в самых жутких голливудских фильмах. Половина лица была сдернута с черепа, так что виднелась розовая кость. Но даже не это будет мне сниться всю оставшуюся жизнь, а её взгляд, если можно говорить о взгляде из пустых черных глазниц. Да, именно взгляд, не глаз — глазниц, источающий смерть, наполненный последними страданиями погибающего человека. Она словно гипнотизировала меня, завлекая в свои гибельные сети, предлагая познать адовы муки.
«Боже мой! Она смотрит на меня, — в бешеной панике застучало сердце. — Не может быть! Что ей нужно?»
Не помню, как я отползал подальше прочь от зловещего дерева, боясь повернуться спиной к трупу, словно не труп это, а самый страшный хищник на земле. Потом вскочил и побежал, словно сумасшедший. А почему «словно»? Я уверен, что в тот момент ничего разумного в моем поведении не было. Мой разум предательски выпорхнул из черепной коробки. Сбежал. Бежал и я, мне всё мерещился мертвый взгляд.
— Чёрт! Чёрт! — всхлипывая и бормоча, повторял я. — Чёрт, чёрт, отстань от меня. Сгинь, сгинь!
Прийти в себя после пережитого кошмара было не просто. Я то порывался бежать, то брёл без оглядки, не видя куда. Я так перепугался, что даже не мог заставить себя оглянуться и осмотреться, сориентироваться на местности.
По всей видимости, прошло около получаса, прежде чем я успокоился и переборол страх. Оглядевшись с опаской — дрожь в коленях все еще чувствовалась — я прикинул, где теперь нахожусь. Оказалось, — на пологом склоне высокой горы. Лес здесь был смешанный, высокие березы соседствовали с кедрами и елями, росло множество каких-то тонких и невысоких деревьев.
И, наконец, после долгих мучений и поисков, я увидел фюзеляж самолёта. Мне бы обрадоваться, но обессиленный паническим бегством и пережитым ужасом, я мог думать только о том, что впереди меня поджидают несколько десятков мертвецов…
В общем-то, следовало выбрать один из двух вариантов: или я иду и нахожу пищу и теплую одежду, или не иду и к завтрашнему утру присоединяюсь к своим невезучим попутчикам. Я немного помялся, как перед первым свиданием, тяжело вздохнул и пошёл к самолёту.
Шаг за шагом я приближался к разбитому лайнеру. К моему удивлению, сейчас он мне казался просто огромным. Но не размер железной птицы поразил меня, а то, что самолёт был похож на сокрушенного титана, поверженного богами за дерзость, чей удел теперь — обратиться в прах земной.
Вокруг стояла тишина. Ветер утих, словно и он был потрясен мрачной, но в тоже время величественной картиной гибели. Снегопад укрыл землю и самолёт белым холодным саваном. Чем ближе я подходил к самолёту, тем глубже погружался в снег. Около фюзеляжа сугробы были так глубоки, что доходили мне почти до самой груди. Дорогу приходилось расчищать правой, работающей рукой, однако это помогало мало, и когда я подошел вплотную к самолету, то выбился из сил.
Ещё при подходе я заметил, что все иллюминаторы разбиты, а один из пассажирских люков слетел с петель и почти вывалился наружу. Собственно передо мною был не весь фюзеляж. Кроме хвостовой части явно не хватало пилотской кабины и крыльев. По-видимому, крылья отвалились еще в воздухе, что предотвратило пожар в основной части лайнера, так как главный запас топлива находился именно в крыльях. В какой момент самолет потерял пилотскую кабину, можно было только гадать. А вот, что произошло с остальным фюзеляжем я видел отчетливо. Несколько деревьев, росших вдоль склона горы были словно срезаны бензопилой. Похоже, фюзеляж по инерции пролетел несколько десятков метров, ломая древесные стволы, как спички, пока не воткнулся в землю, застряв кормовой частью между двумя, сросшимися стволами сосен. И теперь мне предстояло проникнуть в эту, сравнительно целую часть несчастного авиалайнера. У меня возникло опасение, что салон полностью забит покореженным металлом, креслами, не говоря уже о трупах…
Я вдруг вспомнил, как в четвертом классе (тогда я был совсем глупенький) согласился прокатиться по ледяной горке внутри старого холодильника, который мы с друзьями нашли на помойке. Я был единственным из нашей четверки закадычных друзей, кто рискнул спуститься таким образом вниз. Ледяной спуск длинною приблизительно в сто метров, как это часто бывает, заканчивался небольшим трамплином. Я уже решил было отказаться от своей затеи, но мои дружки успели захлопнуть дверь холодильника, тем самым не оставляя мне возможности увильнуть от удовольствия, прокатиться на этом бесплатном аттракционе. Они не просто спустили меня вниз, они, сначала разогнали мой «снаряд». Правда, сделать это я попросил сам, но за пять минут до того, как залез в железный ящик.
Бог мой, как же холодильник, громыхая на всю округу, летел с горки! Жуткий страх охватил меня, я кричал, лежа в мчащейся железной коробке. Меня трясло, и я бился о крышку и о стенки. Холодильник со скоростью болида выскочил на трамплин и, взвившись на несколько метров, с жутким грохотом рухнул, я бы сказал, обрушился, на землю. Но самым неожиданным и неприятным оказалось то, что чёртову дверцу заклинило. Я бил и руками, и коленками, а она никак не хотела открываться. А три моих друга-придурка, вместо того чтобы открыть её, начали танцевать на холодильнике. Когда мне удалось выбраться, я с кулаками набросился на идиотов. Потом мы целую неделю ходили со ссадинами и синяками. С тех самых пор я опасаюсь маленьких и намертво запертых помещений. Кажется, это называется клаустрофобией…
Фюзеляж торчал из снега под сравнительно небольшим углом и до открытого пассажирского люка я добрался без особых трудностей, если не считать препятствием глубокий снег. Однако одно дело — дойти до входа, другое же — пройти через люк, расположенный на уровне вашей головы. Ни подпрыгнуть, ни дотянуться я был в не состоянии. Я стоял в недоумении и пытался сообразить, что делать. Несколько раз, ухватившись здоровой рукой за проем люка, я силился себя подтянуть, помогая коленями, но все было тщетно. Я снова и снова сваливался вниз, в снег. Нечего было и думать вот таким способом забраться лайнер… Лежа в снегу, я готов был рыдать от бессилия. Мне казалось, что я никогда не попаду внутрь.
