Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев
На листке размером с тетрадный слева был крупно тиснут рисунок красноармейца, воткнувшего винтовку штыком в землю и задравшего руки вверх. Правее в тексте утверждалось, будто Москва уже сдана, Красная Армия вот-вот будет разгромлена. Русским солдатам предлагалось поступать так, как показано на рисунке; таким обещалась жизнь и свобода. Кубанскому казачеству — избавление «от большевистского ига»; представителей этого сословия просили оказывать «своим освободителям» помощь в выявлении и задержании укрывающихся комиссаров, коммунистов и евреев. Заканчивался текст листовки возмутившим всех (ребят было пятеро) пояснением, будто СССР означает «Смерть Сталина Спасёт Россию».
На кубанских хуторах ещё отсутствовало радио, давно не приходили сюда и газеты. Никто понятия не имел об истинном положении на фронтах. Но слухи о зверствах, чинимых фашистами на оккупированных территориях, просочились в самые глухие уголки и давно сделали пропаганду свою. И напрасно лейтенант опасался: ребята не поверили прочитанному. Потому что верить хотелось и надеяться на другое, сказанное товарищем Сталиным: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
Листовки решили не уничтожать, но припрятать, чтоб не попались на глаза матерям, не травили бы душу ещё больше.
Чего хотелось, ребята в акациях не нашли, но кой-какие ценные вещи обнаружены были. Это десятка три винтовочных патронов; большая, хоть и изрядно продырявленная, плащ-палатка; телефонная трубка с капсюлями и шнуром. Но самой, пожалуй, интересной находкой была, конечно, сумка с новеньким противогазом: лучшей резины для пряща и придумать трудно! Особенно радовался Миша, давно мечтавший о такой игрушке.
Маску в тот же день аккуратно разрезали на полоски, вышло три пары заготовок. Впрочем, одна из лучших, по жребию, досталась не Мише, а Андрею, и прящ у него получился наславу.
Для него и тащил он два кармана отборного боеприпасу.
Балка, по весне затопляемая на время талыми водами, делила хутор Дальний на две неравные части: южная, где жил Андрей, вдвое меньше — всего в два десятка подворий.
Напротив крайних огородов торная стёжка, протоптанная посередине, упёрлась в неглубокую яму от замеса (когда-то делали саман). Вернее, она её огибала, но Андрей обходить не стал, спрыгнул вниз. И тут же пожалел: отлетела пуговка, штаны соскользнули до щиколоток, а сам он едва успел выбросить вперёд руки, чтоб не запахать носом — Ёк-карный бабай! — сорвалось с языка услышанное недавно и чем-то понравившееся ругательство сержанта, — Ах ты ж подлая!
От «подлой» — верхней пуговицы на пояске осталась лишь сердцевина, крест-накрест прихваченная нитками… Положение, что и говорить, не из приятных: до хаты ещё далековато. Оглядевшись вокруг, нет ли кого поблизости (кроме штанов, на нём ничего больше не было), он вылез из злополучной одёжки, вытряхнул из правого кармана содержимое: на дне, под гравием, находился складной ножик. Надев снова и сложив боеприпас обратно, просунул левый край пояска в петлю правого, проткнул в нужном месте дырку и закрепил найденной поблизости палочкой. Пару раз подпрыгнул — штаны держались надёжно.
Отойдя от замеса, увидел вдруг козу, привязанную на длинной верёвке рядом с тропой. Удивился: несколько минут назад её тут не было. Как и на всём этом кутке. Чёрной масти, лохматая, рога загнуты назад и в стороны. «Чья ж это худобина?» — подумал он.
Худобина тоже его заприметила и, дожёвывая пучок зелени, сделала несколько шагов навстречу.
— Бяша, ты откуда свалилась? — заговорил он к ней приблизившись. — Чё зенки вылупила — не ведьма, случайно? — вспомнился ему «Бежин луг» из школьного учебника.
В ответ «бяша», тряхнув рогами, попятилась для разгону, задиристо бекнула и устремилась к нему. Не ожидавший такой её выходки, он, тем не менее, успел отскочить; при этом штаны, отягощённые содержимым карманов, опять соскочили вниз.
— Ах ты, чучела пузатая! — проворчал он, возвращая одёжку на место. С жиру бесишься? А я вот тебя проучу, чтоб наперёд неповадно было!
Снял с шеи рогатку, вложил в кожатку заряд. Собирался «вмазать между глаз», но, прицелившись, передумал: а ну как попадёт не в лоб, а в глаз? Перенацелился в заднюю ляжку, зайдя сбоку. Стал растягивать резинки — и как раз в этот момент слух резанул надсадный вой пропеллера. Глянул вверх — над хутором завязывался воздушный бой.
Впрочем, вряд ли это можно было назвать боем: два куцекрылых мессера поочерёдно атаковали самолёт с красными звёздочками, а он лишь увёртывался от их пулемётных очередей.
— Двое на одного, ах вы ж гады! — обругал их Андрей и, забыв про козу, стал из-под ладони наблюдать за происходящим в воздухе. — А наши дажеть не отстреливаются… Патроны, что ли, кончились?
Толчок под зад заставил оглянуться.
— Обратно ты? Ну и подлая ж животина!
На этот раз животина с разбегу даже оборвала верёвку, отчего толчок получился ослабленным. Это её, видимо, не удовлетворило, а только раззадорило. Видя, что готовится к очередному наскоку, он, сунув рогатку за пояс, приготовился к обороне.
— Давай-давай, посмотрим, кто кого…
Ловко увернувшись, успел схватить за рог и мигом оседлал драчунью. Хотел в наказание покататься, но не получилось: упав на коленки передних ног, промахнувшаяся жалобно заблеяла, словно прося пощады. Или зовя на помощь, которая и не замедлила подоспеть.
— Дурак ненормальный, не видишь разве, она же котная! — услышал он голос вероятной хозяйки, тоже непонятно откуда вдруг взявшейся.
— А хуть бы и котная! Нехай первая не нападает, — стал было обосновывать свои действия Андрей. Но заступница изо всех сил толканула так, что он очутился на земле. Схватившись за обрывок верёвки, заслонила животное собой.
Поднявшись и, для устрашения, грозно насупившись, неудавшийся джигит подступился к ней вплотную:
— Щас как вздую, не посмотрю, что девчонка! Повтори-ка, как ты меня обозвала…
В двух шагах скорее с вызовом, чем с испугом, перед ним стояла ровесница — кареглазая, лицо слегка в веснушках, с косичками вразлёт, одета в белое ситцевое платье с голубыми полосками по подолу и рукавам, незнакомая. «Не боится, подлая, — подумал он. — Дёрнуть, что ли, пару раз за косы?»
— Извини меня, пожалуйста… я погорячилась, — признала та поспешность рукоприкладства.
— Погорячилась она! Смотри мне, веснущатая… — не стал он её наказывать.
Веснущатая окинула его любопытно-презрительным взглядом: босой, штаны на палочке, голопузый, дочерна загорелый, нос облупленный — точь-в-точь беспризорник… Затем взгляд скользнул выше головы — и глаза её испуганно расширились.
