Хэммонд Иннес - Искатель. 1961–1991. Выпуск 2
— А сигнальная сирена?
— Не знаю. Но мы ее не слышали.
— Странно. — Какое-то время он стоял неподвижно, и его высокая фигура четко вырисовывалась на фоне бортового огня. Затем он сел рядом со мной на комингс у входа в кубрик.
— Ты не обратил внимания на барометр, пока был на вахте?
— Нет, — сказал я, — а что?
— Падает. Падает понемножку с тех самых пор, как я спустился в трюм. — Он сделал паузу, а затем произнес: — Этот шторм скоро нас накроет.
Я не ответил, а он тем временем вынул из кармана свою трубку и стал ее посасывать, о чем-то размышляя.
— Скажу честно, Джон, не нравится мне все это. — Спокойствие, с каким была произнесена эта фраза, придало ей особую силу. — Если прогноз окажется правильным и ветер будет северо-западным, тогда мы окажемся у подветренного берега. А ты знаешь, что я не люблю штормов и не люблю подветренных берегов, особенно когда это острова Ла-Манша.
— Ты всегда говорил мне, что предпочитаешь машинам паруса…
Его голубые глаза, блестевшие в свете нактоуза, не отрываясь смотрели на меня.
— Я только хотел сказать, — произнес он мягко, — что если бы мы установили двигатель, то сейчас уже пересекли бы пролив наполовину и ситуация была бы совсем другой.
— Сейчас уже поздно возвращаться.
Воцарилось неловкое молчание. Потом Хэл снова вынул изо рта свою трубку.
— Мне хотелось бы дойти до дома, — сказал он спокойно. — Но такелаж у нас ненадежный, канаты старые, да и паруса…
— Многие яхты пересекают Ла-Манш в худшем состоянии, чем «Морская ведьма».
— Только не в марте и не под угрозой штормов. Да еще без двигателя. — Он встал и прошел вперед к мачте, потом нагнулся, рассматривая что-то. Послышался треск дерева, и он бросил к моим ногам кусок фальшборта. — Это волна поработала. — Он снова присел рядом со мной. — Все это не здорово, Джон. Корпус может оказаться прогнившим после двух лет лежания на берегу во французской грязи.
— Корпус в порядке, — ответил я. Спокойствие снова вернулось. — Нужно заменить пару досок да покрасить. Вот и все. Я прощупал ножом всю обшивку яхты, прежде чем купил. Дерево абсолютно здоровое.
— А как насчет креплений? — Его правая бровь слегка приподнялась. — Только эксперт может сказать, что они…
— Я же сказал, что осмотрел ее…
— Да, но это вряд ли нам поможет сейчас. Если вдруг разразится шторм… Я моряк осторожный, — добавил он, — люблю море, но это не женщина, с которой можно допускать вольности.
— Я не могу позволить себе быть осторожным, — возразил я. — Тем более сейчас.
— Тогда я порекомендовал бы тебе взять курс на остров Гернсей. Возможно, мы опередим шквал и успеем скрыться в Питер-Порте.
Да, он прав… Я провел ладонью по глазам. Теперь я знал, куда он клонит. Я ощущал страшную усталость, да и этот случай с «Мэри Диар» сделал свое дело. До сих пор мне было невдомек, каким образом пароход вышел прямо на нас.
— Если ты разобьешь яхту, я не буду участвовать в вашей спасательной компании, — как бы издалека снова услышал я голос Хэла. — Да и бесполезно — нас слишком мало.
Ну что же, это правильное замечание. Нас только трое. Четвертый член команды, Айан Берд, страдал морской болезнью с тех самых пор, как мы вышли из Морле. А для троих яхта — слишком большое судно — сорок тонн.
— Хорошо, — сказал я, — мы пойдем на Гернсей.
Хэл кивнул с таким видом, будто знал все наперед.
— Тогда бери курс северо-восток шестьдесят пять градусов.
Я повернул штурвал право руля и отметил новый курс на шкале компаса.
— Надеюсь, расстояние ты уже вычислил?
— Пятьдесят четыре мили. При этой скорости, — добавил он, — мы засветло будем у цели.
Мы замолчали. Мне было слышно, как он посасывал свою трубку, но я не отрывал взгляда от компаса и потому не видел его. Потом Хэл пошел к рубке, и сквозь тьму до меня донеслось его «спокойной ночи!».
Чуть позже Майк принес мне кружку с супом. Пока я ел, он стоял рядом и болтал, высказывая различные предположения о «Мэри Диар». Но и он ушел, и вокруг меня осталась ночная тьма.
Перед рассветом Питер-Порт все еще находился милях в тридцати от нас. Тишина и безветрие действовали на нервы. Мы с Хэлом сидели в рубке, слушая прогноз погоды, который начинался с предупреждения о шторме в западной части пролива.
— Проверю наше местонахождение, — сказал я. Хэл кивнул, будто и он думал о том же самом.
Но Майк внезапно отвлек меня от вычислений.
— Справа по носу в двух румбах скала! — крикнул он мне. — Довольно большая, высовывается из воды.
Я схватил бинокль и выскочил из рубки. Если это Дуврские Камни, значит, мы ушли не так далеко, как мне казалось.
Горизонта не было; на границе видимости море и небо сливались. Я поднял к глазам бинокль.
— Ничего не вижу, — сказал я. — Это далеко?
— Не знаю. Потерял из виду. Но где-то в пределах мили.
— Ты уверен, что это скала?
— Да, мне так показалось. А что же еще могло быть? — Майк смотрел вдаль, и его глаза щурились от сверкающей поверхности воды. — Это была большая скала с вершиной в виде башни или шпиля.
И тут Майк закричал:
— Смотри! Вон она — вон там!
Я встал возле рубки и снова навел бинокль. Солнечный свет стал ярче. Видимость постепенно улучшалась.
— Это совсем не скала. Это корабль!
Мы все рассмеялись с облегчением и, свернув паруса, взяли прежний курс.
Я снова взглянул на судно. Оно было обращено к нам бортом. По мере приближения и улучшения видимости я заметил, что судно не двигалось. Идя этим курсом, мы должны были пройти мимо него справа на расстоянии мили. Корабль казался каким-то странным… и его очертания, и ржавый корпус, и слегка опущенная носовая часть.
— Наверное, выкачивают воду из трюмов, — предположил Хэл, но в голосе его не было уверенности.
Я вновь поднес к глазам бинокль. Это был старый пароход с прямым и тупым носом и старомодной кормой. На верхней палубе громоздилось слишком много надстроек. Когда-то корпус был, видимо, покрашен в черный цвет, но сейчас борта выглядели ржавыми, неухоженными. Судно казалось вымершим.
— Правь прямо к пароходу, Хэл, — попросил я.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Да, одна из лодок свисает вертикально со шлюпбалок.
Но это было еще не все. Другие шлюпбалки оказались пусты. Я передал Хэлу бинокль.
— Взгляни на носовую часть, — сказал я с дрожью в голосе, охваченный странным возбуждением. Нос корабля был сильно опущен.
Мы подошли к самой середине судна. Название на носу было настолько залито потеками ржавчины, что его невозможно было прочитать. Вблизи вид корабля был ужасным. Покрытый ржавчиной форштевень помят, надстройки повреждены, и судно действительно кренилось на нос.
