Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки
Перелыгин хорошо помнил детали и свои ощущения той поездки. С Виктором Пугачевым они отмотали на машине до Магадана тысячу километров по Колымской трассе. Эта дорога, а там ее называют не иначе как «дорогой жизни», проложенная среди сопок и речных долин по героическим маршрутам геологов, где на открытых месторождениях как грибы после дождя выросли города и поселки, связала морской порт с бассейном Индигирки – Золотой Рекой.
Пугачев занимался снабжением крупного горно-обогатительного комбината, добывающего золото. Мотался по трассе, обменивая уголь на трубы, металл на топливо, лес на цемент и все, что только можно обменять под честное слово, которое на дороге считалось единственным документом и не имело цены. Любой такой обмен карался законом. Но закон приходилось нарушать, потому что существовал другой закон – золото, который в более строгие времена был отлит в четкую, как щелчок затвора заповедь: «Делай или умри».
В пугачевском «уазике» Перелыгин устроился рядом с водителем. С внутренним ликованием он всматривался в серую ленту дороги, в бесчисленные долины рек и ручьев, которые они пересекали по неказистым мостам, рассматривал гряды белеющих снегами горных вершин, пропасти, поросшие редкими деревьями и кустами склоны сопок. Дорога казалась ему продолжением того удивительного, что уже случилось с ним в последнее время. Такая выпала ему судьба – круто поменять жизнь, не остановиться там, где останавливаются другие. И теперь он мчится в машине по этой дороге, а его сверстники коптят потолки редакционных буфетов. Он же докопается до сути, поймет, как и почему все происходило, и расскажет, о чем другие не смогут. А пока он едет в Магадан, потому что редактор поручил написать статью о заводе Цветаева.
«Отлично, – сказал Пугачев, узнав о задании, – поедем вместе. С Цветаевым я тебя сведу. А ты в своей статейке мыслишку подпустишь, что неплохо бы нашему комбинату на его заводе технику ремонтировать. Здесь дорога круглый год, а в Якутск по зимникам бульдозеры не больно натаскаешь».
Перелыгин держал на коленях карту с красной ломаной линией, упирающейся в берег моря. Проезжая город или поселок, с детским любопытством рассматривал ее, словно удивляясь оживающей на глазах реальности. Красная линия повторяла маршруты геологов, пройденные в тридцатые годы. Часто к трассе с разных сторон серыми змейками, как притоки к главной реке, из-за сопок стекались дороги от приисков, карьеров, рудников, скрытых в речных долинах. И там прошли геологи, метя огромную территорию золотыми метками. Воображение рисовало Перелыгину время, когда дороги еще не было, а была нехоженая тайга, сопки, мари, долины, по которым текли полные рыбы реки и речушки с чистой ледяной водой. Представлять это было нетрудно – жизнь словно тонкими кровеносными сосудами просочилась в грозную природу, которая с удивлением наблюдала за проделками людей.
Цветаев оказался крепким мужиком, очень подвижным, даже порывистым, с пронзительным тяжелым взглядом небольших серых глаз на крупном улыбчивом лице. Перелыгину показалось, свою улыбку Цветаев может включить или выключить в любой момент, и когда, выключение происходило, лицо его каменело, приобретая угрожающий вид. По северному обычаю он имел прозвище – «Трактор».
Цветаев тут же приставил к Перелыгину человека, который два дня таскал его по заводу, рассказывал, показывал, возил по городу и даже на прииск. На третий день подключился уже сам Цветаев, а после обеда, вместе с Пугачевым, они отправились в баню, где разговор о проблемах ремонта тяжелой землеройной техники продолжился далеко за полночь.
– Смотри, не забудь прислать статью, – сказал Цветаев на прощание. – А ты проследи, – пожимая руку, попросил он Пугачева, – творческая интеллигенция, знаешь ли, барышня забывчивая.
– Этот, как в анекдоте, – усмехнулся Пугачев, – если обещал, значит, сделает. Иначе не потащил бы.
– Я для острастки. – Цветаев включил улыбку, направив ее на Перелыгина. – Дорога у нас одна, а для блудливого кобеля тыща верст не крюк, короче, окажешься на Колыме, заходи, буду рад.
Газету Перелыгин выслал. Правда, статья чуть не вышла ему боком. Кому-то наверху сильно не понравилась идея ремонта техники в чужой области. Перелыгину даже попеняли, что он возрождает настроения автономии Золотой Реки, присоединения ее территории к соседям под предлогом удобства снабжения. Оказалось, такие настроения тут имели место и реагировали на них болезненно.
С Цветаевым они виделись еще дважды. Но это были уже не деловые встречи – на нерест шел лосось. «Незабываемое зрелище, – припоминая те дни, подумал Перелыгин, оглядывая полосу. В ее центре на крупной фотографии лежал убитый Цветаев у массивной рекламной тумбы, за которой его поджидал убийца. – Что же все-таки случилось? Зачем я ему понадобился спустя столько лет? О чем он собирался говорить?»
Перелыгину и самому было интересно порасспросить Цветаева. Став губернатором, тот обладал огромной властью и многими тайнами. Некоторое время назад Перелыгин с интересом следил, как он, оправдывая свое прозвище, яростно пробивал в Магадане строительство аффинажного завода. Раньше это считалось против правил. Стараясь максимально снизить риск хищений, добычу золота жестко отделяли от выплавки слитков – золотой песок отправлялся в глубь страны. Утечки металла на этом отрезке практически исключались. Воровали во время добычи, на приисках. Но самородок или полкило песка надо еще вывезти на «материк» и сбыть какому-нибудь зубному технику, кустарю-ювелиру или переправить на Кавказ. Теперь беспокойство вызывали не причины преступлений, а их следствия, и завод в буквальном смысле поставили на золоте. Перелыгину не требовалось напрягать воображение, чтобы представить, как при новых порядках на завод стекается «левый» песок и, превращаяя его в сияющие слитки с официальной пробой и клеймом, «отмывают» чьи-то сказочные богатства.
«Это твои ничего не объясняющие домыслы», – в очередной раз остановил он себя, принимаясь за газетные полосы. Читал он довольно долго, но вдруг словно уперся взглядом во что-то. «Нет, однако, это очень странная игра», – пробурчал Перелыгин, полистал записную книжку и набрал номер. Человек, которому он звонил, занимал высокий пост в МВД, а когда-то работал в Магадане. «Ничего не скажет, а куда повернет, интересно», – думал Перелыгин, слушая гудки.
– Есть мысли? – спросил он, в ответ на раскатистое «у аппарата», отстраняя трубку от уха.
– Тебе для общего развития или как? – загудел голос в трубке на весь кабинет.
– Для развития.
![Игорь Шафаревич - Записки русского экстремиста [Политический бестселлер]](/uploads/posts/books/217448/217448.jpg)
