Сергей Беляев - Коварное оружие
Если на открытую стерильную поверхность агара попадет из воздуха хотя бы один микроб, то в тепле термостата он начнет размножаться, и через несколько часов тут вырастет целая колония микробов. Даже по внешнему виду этих крохотных пятнышек, по их цвету опытный глаз может определить, какой именно микроб стал основателем этой колонии. В воздухе носятся разнообразные микробы. Они дадут и различные по виду колонии. Стоит только сосчитать их по видам и потом с уверенностью можно сказать: таких-то микробов попало из воздуха на чашечку Петри точно столько-то, других столько-то, и так далее.
Опыт старика на площадях Парижа был прост. Он знал, что в воздухе населенных мест наряду с пылью микроскописты находили споры растений, зерна цветочной пыли, плесневые грибки, дрожжевые клетки и разнообразные бактерии. Грубые частицы, особенно при спокойном состоянии воздуха, быстро оседают, а вот мелкие, особенно водяные капельки с прилипшими к ним микробами могут держаться в воздухе по нескольку часов. На помощь счистке городского воздуха приходит химическое действие солнечных лучей и физическое воздействие сильных струй воды с последующие удалением пыли и микробов хотя бы простой метлой.
Старик знал, что еще очень давно ученый Микель в том же Париже на достаточно пыльной улице Риволи нашел но способу Петри до трех с половиной тысяч микробов в одном кубическом метре воздуха, а в парке Монсури, где зелень и дорожки поливались из шлангов, почти в десять раз меньше, всего только триста восемьдесят микробов. Правда, болезнетворные микробы в свободной атмосфере находятся не часто. Их убивают солнечные лучи и высыхание. Но споры некоторых заразных микробов устойчивы чрезвычайно. Да и сами микробы, засосанные током воздуха в жилые помещения, в теплых и влажных уголках могут укрыться от солнца и жары и, если попадут в легкие или кишечник человека, дать пророст колоний. Так споры сибирской язвы и столбняка, туберкулезные бациллы, защищенные своей оболочкой, и гнилостные микробы выдерживают высыхание и даже слабыми токами воздуха свободно могут переноситься на значительные расстояния, если только они не пристали к грубым частицам пыли. Тогда они недолго остаются в воздухе. Но прилипшие к капелькам влаги заразные микробы, напротив, очень жизнедеятельны. Влагой они предохранены от быстрого высыхания и успевают в своем мире капли размножиться, будь то капля мелкого теплою моросящего дождичка или капельки небрежного чихальщика, который забыл про носовой платок и про свой как будто незначительный, но всегда опасный для окружающих насморк, не говоря уже о кашле.
Старик выбрал для своих опытов микрококка, называемого чудесной палочкой. Этот микроорганизм безвреден для человека, распространен во всех странах света, любит приживаться на срезах картофеля и хлебе. Вырастая на подходящих питательных средах, чудесная палочка дает колонии ярко-розового цвета, которые потом принимают кроваво-красный оттенок. Поэтому на чашечках Петри они ясно выделялись среди других колоний микробов, уловленных ассистентом вчера вечером на площади Согласия.
Старик считал только розовые пятнышки колоний. Он был опытен, и ему не нужен был микроскоп, чтобы убедиться в наличия тысяч экземпляров чудесной палочки, составлявших еле заметную розовую крупинку на блестящей поверхности питательного агара. Розовые крупинки умещались среди других разноцветных колоний — синеватых, желтоватых, опаловых, круглых, звездчатых. И в центре каждой был микроб — родоначальник колонии.
На клочке бумаги старик записал число всех колоний чудесной палочки и ненужные теперь ему чашечки вскипятил в большой кастрюле на электроплитке. Потом он старательно перетер пустые чашечки полотенцем. Грязную воду вылил в раковину, спрятал чашечки и кастрюлю.
— Я не сказал бы, — бормотал старик, смотря на клочок бумаги, — что превосходно, но все-таки… Подождем результатов сегодняшнего разбрызгивания…
И снова вечером явился Поль с новой порцией контрольных колоний чудесной палочки, разбрызганной в три часа дня на площади Республики.
— Девятка снабжен материалом и инструкциями, — доложил он старику, представляя чашечки Петри.
— Вы были довольны им сегодня? — спросил тот, запирая термостат.
— О да… Девятка — один из способных наших агентов. Он не рассуждает, а это самое ценное. Он разбрызгает, что угодно, чтобы только эти самодовольные парижане чихнули как следует.
— Хорошо. Есть у вас в распоряжении еще такие же способные люди?
— Есть.
— Пусть девятка завтра работает один. К тому же район военной школы требует осторожности, и лучше пусть девятка…
— Понимаю… Даже если его сцапают, он отлично прикинется дурачком и не проболтается. Могу удалиться? У меня деловое свидание…
— Не задерживаю.
На следующий день старик аккуратно занимался подсчетом новых колоний чудесной палочки. На некоторых чашечках они почти сплошь покрывали розовым налетом поверхность агара. На промокательной бумаге старик небрежным случайным почерком написал: 42-31. Это было похоже на телефонный номер. Потом он подумал и приписал несколько слов. Получилась как бы для памяти расходная запись: Ужин в Мулен-Руж 42 франка 31 сантим. Это выглядело правдоподобно, даже характеризуя естественную старческую педантичность.
А девятка как раз в эту минуту на другом конце Парижа усаживался в экипаж Жана Корво, придерживая в кармане легкий груз стеклянных наперстков.
— Мсье сегодня один? — любезно осведомился кучер, приподнимая свою лакированную шляпу.
— Как видите, — так же любезно ответил девятка. — Мой приятель через час будет ждать где-нибудь на пути. Поезжайте прямо, не сворачивая…
— Да, мсье, — охотно отозвался Жан Корво и тронул лошадей.
Ворона, кажется, заинтересовалась нашими физиономиями, — думал девятка о кучере. — Недаром меня послали одного с этими проклятыми палочками.
Потом он подумал, что, может быть, миллиарды чертей, сидевших в его кармане, вовсе не чудесные палочки, а холерные запятые, а иметь дело с холерой что-то не хочется. Навстречу экипажу шел взвод зуавов с ружьями на плечах, и девятке показалось, что усатый капрал подозрительно покосился на него.
Над Высшей военной школой реял самолет. Девятка прищурился на небо и больше по привычке, чем по необходимости, профессионально определил тип машин: Учебный. Старая туфля. Тупой мозг девятки медленно переваривал впечатления, и он чуть не забыл, что пора действовать. Экипаж проехал уже мимо военного плаца. Но только что девятка вытащил первый наперсток, как часовой, бравый пуалю в парусиновой каскетке, крикнул кучеру:
— Подстегни своих кляч!
Экипаж рванулся вперед. Перед девяткой совсем близко мелькнуло лицо часового, с насмешкой пробормотавшего:
— Везет словно покойника.
Девятка был суеверен, и под ложечкой у него уныло засосало, как с похмелья: Жан Корво усердствовал, нахлестывая лошадей. Перед светофором жезл полицейского преградил путь.
— В следующий раз я оштрафую вас за быструю езду, — заметил полицейский кучеру. — Ваши лошади, вероятно, долго работали в цирке, но их галоп здесь не разрешается…
Девятка был взбешен шутливым тоном полицейского. Он выскочил за светофором около кафе, сунул деньги кучеру, не спрашивая сдачи. Овладел собой он только в уборной, где отправил в канализацию весь запас данных ему бактерий. Бокал вина освежил его, и он вышел на улицу совершенно спокойный, но упоминание часового о покойнике оставило кислый усадок. А когда навстречу ему попался мирный кюре с молитвенником, девятка, незаметно сплюнул и перебежал на противоположный тротуар, чтобы тотчас же попасть в объятия Поля.
— Я еле догнал вас на такси, — проговорил Поль. — Что случилось?
Девятка только пожал плечами:
— Ровно ничего. Я расправился с палочками. Они теперь усеяли весь плац-парад, ручаюсь. Но кучер пьян, и я не советовал бы на следующий раз…
— Ступайте, — мягко заметал Поль. — До свиданья.
Поль умолчал, что он стоял невдалеке от плаца, видел решительный жест часового и внезапно начавшуюся скачку. А через сутки старик ворчал на Поля, тыча в третью партию чашечек Петри:
— Десяток колоний. Это случайные воздушные бродяги, а не мои контрольные палочки. Избейте хлыстом вашего девятку. Он обманул нас. Я всегда недолюбливал этих сицилийских лаццарони. Они лентяи и хитрецы. Извольте завтра с парой людей явиться в метро. На станции Пастера я спущусь в подземку и покажу, как надо обращаться с бактериологическим оружием, хотя мои выстрелы и будут холостыми патронами. Учитесь, милейший Поль. Спокойной ночи.
На другой день парижане на лестнице метрополитена вежливо уступали дорогу почтенному на вид старику, который, кряхтя, еле передвигал ноги. В руке он держал бутылку минеральной воды Виши, а лицо его нервно подергивалось, как будто его мучили желудочные спазмы. Он прошел через турникет на платформу. Лязгая железом и скрипя тормозами, подлетел поезд. Толпа бросилась к вагонам. Старик засуетился, но не успел войти в переполненный вагон. Поезд, взвихривая воздух, умчался в туннель, а старик беспомощно стоял у края платформы. Пробка из бутылки выскочила, и старик не замечал, как пенистая вода хлестала из горлышка.
