Икста Мюррей - Золото Монтесумы
— Вот, это вас отвлечет, — сказала Андриана, обращаясь к присутствующим. — Это всегда срабатывает! Смотрите внимательно! Здесь находится маленькая капелла с изумительной фреской. Она должна вас заинтересовать, так как на ней изображен наш знакомый. И перестаньте бурчать на него, сэр. Идите сюда! Ну как, узнаете?
— Что? — разом спросили мы.
Неожиданно мы очутились в небольшом помещении, напоминающем драгоценную шкатулку: это ощущение создавали тяжелый, с золотой лепниной потолок, цветной мозаичный пол и роспись, подобно ковру или нарядной ткани полностью покрывающая стены. Она изображает бесконечную процессию богато одетых людей, в роскошных одеждах из парчи, бархата и золота, на прекрасных темных и белых лошадях в сопровождении изящных пажей на фоне слоистых, причудливых скал, холмов, водных потоков. Пейзаж дивной красоты с далекими лугами и строениями простирается вверх до самого неба, на узком синем пространстве которого вырисовываются кроны высоких деревьев. На самом верху парили ангелы и птицы, цветы и травы покрывали землю. Стремясь отвлечь нас от ссоры, Андриана суетилась рядом, указывая на участников пышной процессии.
— Очко тому, кто назовет автора фрески. А кто не сможет, сразу получает титул шута. Ну же, я жду!
— Вздор какой-то! — буркнул Марко.
— Шут! — немедленно отреагировала Андриана.
— Это роспись Гоццоли, — машинально сказал Эрик и растерянно тряхнул растрепанной гривой. — Э… Беноццо Гоццоли. Она называется «Шествие волхвов». Процессия под Полярной звездой. В качестве моделей художник использовал членов семьи Медичи.
— Ну это просто очевидно. Особенно же удался образ потного шимпанзе. Теперь понятно почему. Не правда ли, сэр?
— Кхм… — смущенно промычал Марко.
— А в каком году она была написана, сэр?
Марко выпустил облако дыма.
— Э… в 1459 году.
— Шут! Ответ неполный.
— О, черт! Последняя из фресок была написана…
— Как утверждают современные ученые, в 1497 году! — вскричал Эрик, не в силах сдержать себя. — Это был последний год…
— Жизни Гоццоли! — выкрикнул Марко.
— А чей портрет, по словам ученых, он написал в этом году? — Андриана подняла брови, отчего с ее высокого гладкого лба исчезли все морщинки.
— Верно, я читала об этом! — поспешила ответить на этот раз я и приблизилась к той части фрески, где на сильном белом коне восседал волхв со смуглым красивым лицом в расшитых золотом зеленых одеждах и пышном головном уборе, наподобие восточной чалмы. Художнику стоило немалых трудов превратить модель в отважного мавританского принца.
— Это Антонио Медичи, — ворчливо проговорил Марко. — Картина была написана во Флоренции. Будучи совсем юным, он, видимо, позировал Гоццоли для портрета вавилонского волхва Бальтазара, одного из направившихся к младенцу Иисусу.
— Совершенно верно! — Андриана зааплодировала ему. — Вы, сэр, на правильном пути. Это синьор Антонио, в конце пятнадцатого столетия, задолго до его реабилитации. Вглядитесь внимательнее! В этом возрасте он уже убивал людей, которые являлись пациентами сумасшедшего дома, позднее, в десятых годах шестнадцатого века, Антонио перебрался к туркам в Африку, затем в двадцатых — к ацтекам в Америку. Гоццоли говорил, что писать его было равносильно тому, что писать дьявола. Тем не менее он послужил хорошей моделью для Бальтазара. Некоторые источники утверждали, что мать Антонио была родом из Сицилии — вот откуда у него такой неистовый характер. Вы знаете, людям свойственно сочинять легенды, однако я очень рада, что историки винят в его безумиях сицилийскую кровь, а не алжирскую, текущую в моих жилах.
Андриана улыбнулась, отчего ее лицо стало очень милым и красивым.
— Вот видите! — удовлетворенно заключила она. — Вы уже не бросаетесь друг на друга. Эта изумительная роспись всегда благотворно воздействует на людей. Сколько приходило во дворец разных ученых, которые спорили не менее ожесточенно, так, что готовы были убить друг друга! И все из-за происхождения какого-нибудь глиняного черепка или серебряной чаши, найденной на раскопках. Когда дело доходило буквально до кулаков, я приводила их сюда, задавала им задачу, и что тут начиналось… Боже мой! Все они, будучи уже взрослыми людьми, превращались в школьников, наперебой старающихся дать правильный ответ! Ну вот, теперь я довольна, потому что вы окончательно успокоились. А сейчас пора идти на ужин. Я распорядилась поставить лишний прибор для доктора Гомара и убрала ножи для мяса. Нет, не надо меня благодарить. Пойдемте, уже время.
Мы вернулись в открытые для публики залы палаццо, где среди посетителей расхаживали смотрители, внешностью напоминающие античных воинов.
— И предупреждаю: следите за собой. Вот так, отлично! Я сейчас вернусь.
Андриана поклонилась и исчезла.
Она оставила наше трио перед входом в роскошный зал для пиршеств, где доктор Риккарди отчаянно пыталась вовлечь в разговор угрюмых и молчаливых Блазежа и Доменико. Войдя внутрь, я улыбнулась ей, стараясь не выдать своей тревоги. Мой взгляд устремился в бесконечную высь на сверкающие золотом потолочные фрески.
В этот момент события приняли необычный оборот. Войдя в украшенный образцами высокого искусства трапезный зал Медичи, я вдруг испытала такое чувство, как будто внутри меня замкнулась какая-то цепь.
Я поняла, что когда-то уже видела его.
Передвигаясь по дорогим коврам, мимо сверкающей позолотой мебели, я испытывала странное ощущение, мне казалось, что когда-то до меня доходили слухи об этом таинственном месте.
Но что это могло означать?
Я схватила Эрика за руку и поспешила в глубину зала, чтобы выяснить это.
Глава 9
Посмотрев на нетерпеливо ожидавших нас доктора Риккарди, Доменико и Блазежа, я обвела взглядом весь этот поразительный зал. Вдоль стен тянулся золоченый фриз с изображением женских фигур, на потолке поблескивала восхитительная роспись с волнующей сценой похищения возлюбленной. На противоположной стене красовался огромный портрет Козимо I кисти знаменитого Вазари. Рядом с ним висела великолепная, довольно подробная карта Италии, украшенная каллиграфическими надписями и позолотой. Судя по всему, она была очень древней.
— Где я могла все это видеть? — спросила я, в то время как Эрик продолжал вопросительно смотреть на меня.
— Ну что, я был прав? — отозвался Марко. — Насчет зала для трапез?
Указав на письмо у меня в руке, он продолжил:
— Вероятно, вы читали про этот антураж. Антонио очень подробно описал все это великолепие в своем письме к Козимо, вспоминая свою жизнь во дворце до того, как герцог изгнал его из города. Он писал об обедах, проходивших в этом зале.
