Борис Солоневич - Рука адмирала
— Прямо чисто боксерская жизнь. А ты, Митька, вот еще что делай: лови мух рукой на лету.
— А это зачем? Что я их — есть буду? Да ни в жисть! Собак жрал, кошек жрал, даже крыс и ворон приходилось. Но мух — никогда…
Да не жрать, не бойся, дружок. А просто быстроту тренировать. Увидишь муху в воздухе и хап ее. А это все равно, как кому в зубы дать — такое же движение… А футбол пока что оставь… Ты еще ростом не вышел… Кстати, откуда вы такой хороший мяч достали?
— А это ваш подарочек, дядя Сережа.
— Это еще — что за новости? Митька осклабился.
— А помните, вы во втором «хаптаме»[28] мяч поверху перепустили, и его так потом и не нашли? Так вот, кто не нашел, а кто и нашел…
— Так это вы, значит, и сперли тот мяч?
— А то кто же? с гордостью отозвался беспризорник. Как это говорится — «купил, нашел, едва ушел»… Если мячи сами по переулкам бегают, что ж на них в сухую смотреть?..
— Вот чертенята! усмехнулся Сережа. Но все таки вы это нехорошо сделали.
— Нехорошо? искренно удивился Митька. А почему такое «нехорошо»?
— «По-ку-пать», что ли, мячик? презрительно вмешался Ванька. Так наших хфинансы поют романсы. А Рыжему приспичило поиграть.
— Так вы бы пошли в футбольный клуб.
— Как же?.. Держи карман ширше: так бы нас туда и пустили. Зараз в милицию и в детдом. А там, сами, небось, знаете — не до футбола. У Митьки вот уже два зуба вышибли в детдоме. Будя!..
— Кто вышиб?
— Да халдей!.. «Воспитывал», сукин сын…
— А вы бы пошли в другой детдом. Вот та девушка, что с нами пришла, она инструктором в детдоме работает. Она, ей Богу, не дерется…
Ванька недоверчиво покосился.
— А кто ее знает? Нам многие красивые слова говорили, а как до дело доходило — то не приведи Бог… Мальцов обмануть — дело нехитрое. Нет, мы уж лучше пока сами по себе…
Сережа знал, как насторожены и обозлены на весь мир такие уличные мальчуганы, никогда не видевшие ласки, тепла и дружеского отношения. Почву для доверия нужно было завоевывать постепенно. Поэтому он дружелюбно пожал руки мальчикам и, беспечно насвистывая, пошел догонять своих друзей.
Компания стала подниматься на Малахов курган. Кто то обернулся и заметил, что двое беспризорников со своей желтой собачкой медленно и нерешительно идут за ними.
— Прямо дружба началась. А вы, ребята, говорите, что футбол, мол, мелочь. А чем я покорил сердца щенят этих, как не футболом?.. Так сказать — обще-политическая платформа. Пригласим их в нашу компанию?
13. Малахов курган
Каменистая тропинка, некогда, видимо, содержавшаяся в большом порядке, привела наших друзей на вершину холма. Там, окруженный небольшими деревцами и кустами, высился памятник адмиралу Корнилову. На громадном гранитном пьедестале, полулежа, смертельно раненый, адмирал приподнялся, очевидно, из последних сил и протянул руку по направлению к городу.
«Отстаивайте Севастополь!» — было выгравировано на граните. Это были последние предсмертные слова адмирала.
Рука памятника указывала на город, расположенный по обеим сторонам Южной бухты. Панорама города была необычайно красива, но Сережу интересовала не эта картина.
Водя биноклем Боба по горизонту, он незаметно перевел фокус и стал искать протянутую над ним на синем фоне темневшего неба руку адмирала. В круглые рамки на фоне далеких розовевших в закате облачков вплыла, наконец, темной массой бронза.
Юноша внимательно вел прицел бинокля по этой руке, изучая каждый изгиб металла, каждую складку. И внезапно вздрогнул: между пальцами протянутой руки он заметил тонкую коротенькую линию, словно упавшую сверху веточку. Кончик этой тоненькой веточки чуть отходил в сторону от ладони… Неужели это была проволочка, что то привязывавшая к руке адмирала?
Сердце юноши забилось сильнее, и бинокль вздрогнул в его руках.
— Что ты, Серж?.. Аэроплан увидел в небе, или что?
Сережа пришел в себя.
— Нет… Показалось, что там вверху орел парит…
Он опустил бинокль вниз, лихорадочно соображая, как ему добраться до таинственной «веточки».
Может быть, действительно что либо привязывавшей к руке адмирала… Но это «привязанное» можно было увидеть только забравшись самому на памятник…
Сейчас этого сделать было нельзя. — солнце слишком ярко освещало курган, и памятник был виден отовсюду. Надо было, очевидно, ждать наступления сумерек. Сережа нетерпеливо вздохнул и поглядел кругом.
А поглядеть было на что.
От подножия покрытого зелеными кустами кургана вниз к Южной бухте сбегали живописные кучки маленьких белых домиков. Самой бухты не было видно, только кое где из за крыш торчали мачты кораблей. За невидимой полосой воды поднималась центральная часть города, увенчанная золотым куполом собора. Правее легла широкая Северная бухта, словно синяя лента, брошенная среди серо-коричневых скал. Прямо перед глазами, вдали, у выхода в открытое море желтела каменная стена некогда грозной Константиновской батареи. А там, еще дальше, широко расстилалась сливавшаяся с небом гладь Черного моря, сверкавшая теперь в лучах заходящего солнца, как расплавленный металл.
Зачарованные дивной картиной, все молчали. Мягкий южный ветерок чуть шумел в листьях деревьев и кустов кургана. Шум города был едва слышен, и только изредка откуда то с рейда приглушенно доносились мягкие мелодичные звуки морских склянок.
Сережу била лихорадка нетерпения. Неужели ему в самом деле посчастливилось напасть на тайну? А ведь очень возможно… Матрос был расстрелян около Мелитополя, то есть, недалеко от Крыма. Может быть, отправляясь через фронт, он действительно спрятал здесь свой клад?.. Ведь веточка, даже если бы ее ветер и забросил на руку, долго там не продержалась бы… Это, конечно, не веточка, а проволочка! Но ведь не зря же она там привязана на руке этого бронзового гиганта?
Скорей бы сумерки!.. Но солнце светило еще ярко, и изобретательный мозг Сережи стал искать поводов задержаться на кургане до наступления ночи, не вызвав подозрений своих новых друзей.
— Тамара, обратился он к девушке. Вы так много знаете про Севастополь. Может быть, вы расскажете мне о всей этой войне? Я ведь только и знаю, что «западные империалисты разбили здесь Николая Палкина». Мы ведь, советские студенты, народ, собственно, безграмотный.
— А и в самом деле, Тамка, поддержал брат. Ты ведь у нас Златоуст. Тебя всегда интересно послушать. Двинь ка!
Девушка ответила не сразу. Она обвела глазами окружающее, и, видимо, какое то чувство заговорило в ней виде этих памятников славного прошлого. Ее мягкое спокойное лицо оживилось, и она кивнула головой.
