Юрий Уральский - Поиск-90: Приключения. Фантастика
— Ждать да догонять… — невесело усмехнулся Ханов. — А может, мы вообще не у того подъезда сидим?
— В каком смысле? — не понял я.
— Лет семь назад, — вновь усмехнулся Ханов, — когда я только-только пришел работать в уголовный розыск, приключилась со мной такая история. Вызывает меня однажды начальник уголовного розыска и говорит: «Пойдешь на задержание очень опасного преступника». «Один?» — спрашиваю. «Нет, — отвечает, — будешь помогать старшему инспектору капитану Петрову. И чтобы не зевать!» «Есть, — отвечаю, — не зевать!» Приехали. Сориентировались на месте. «Вот этот подъезд, — указал Петров. — Садись на скамеечку и гляди в оба! Я неподалеку». Сел. Сижу. Гляжу, как было приказано, в оба. Приметы этого парня я преотлично знал. Проходит минут сорок. Упорно жду. Еще час проходит. Никого. Уже ночь на дворе. «Вот, — думаю, — теперь самая пора ему и появиться!» Так до утра и проторчал возле этого проклятого подъезда. А утром… Что было утром, вспомнить смешно — оказывается, Петров перепутал не только подъезд, что было бы еще полбеды, но и дом! Вот так! Нагоняй мы получили будь здоров! Ну ладно, Петрову за дело, а мне-то за что? Для профилактики, говорят.
— История забавная, — согласился я. — Но все равно надо ждать.
Ровно в половине двенадцатого позвонил инспектор Патрушев и сообщил, что богомольные старушки стали потихоньку расходиться. Последними из ворот дома вместе с Мигалевой вышли сразу четыре женщины. Немного потолкавшись в переулке, они разошлись в разные стороны. Мигалева направилась в церковь.
— Будьте внимательны! — кричал в трубку Ханов. — Упустите хоть одну бабку, голову оторву!
Он бросил трубку на аппарат.
Я молча наблюдал за ним и прекрасно понимал его состояние. По натуре очень деятельный, Ханов не мог сидеть вот так и ждать. Он всегда любил быть на острие дел, в самой их круговерти. Но в деле наступил кризис, и сейчас главное — выдержать, не спасовать. Не метаться, а выждать, пережить его.
Ханов по-прежнему метался по кабинету.
— Да сядь ты! — взмолился я. — Болтаешься, как маятник… Нервный человек опасен для окружающих.
Ханов искоса посмотрел на меня и, подойдя к креслу, со всего размаху опустился в него. Пружины жалобно заскрипели.
— Ну, сел… — произнес он. — Что дальше?
— Успокойся и не гоношись. Оттого, что ты носишься по кабинету, ничего не изменится. Все идет своим чередом.
Ханов опустил взгляд в пол и стал внимательно и демонстративно изучать носки своих ботинок. Говорить было не о чем. Я, склонив голову на руки, задремал и готов был уже уснуть, как в кабинет вошел дежурный по отделу.
— К Епифанову пришла какая-то старушка, — сообщил он.
Сон моментально слетел.
— Мигалева? — нервно выкрикнул Ханов.
— Нет, — ответил дежурный. — Мигалеву я знаю.
— Зачем она пришла? — спросил я.
— Принесла теплые вещи и… кое-что пожевать.
— Мигалева пошла ва-банк! — констатировал Ханов. — Ей явно не терпится узнать, о чем мы спрашивали Епифанова. Но почему не сама?
— Это было бы слишком заметно, — предположил я. — А так… пришла старушка… Принесла вещи. Ведь ее могут и не допустить к Епифанову. Разведка боем.
— А могут и допустить, — улыбнулся Ханов. К нему вновь возвращалось хорошее настроение. — По недосмотру…
— Так что?.. — напомнил о себе дежурный.
— Дай ему переодеться в присутствии старушки, — разрешил я. — И прояви… халатность. Оставь их секунд на десять без присмотра.
— Есть! — понимающе кивнул дежурный.
— Действуй! — напутствовал Ханов.
Дежурный вышел.
Еще минут через пятнадцать мы знали, что, выйдя из отдела, старушка прямехонько направилась в церковь.
— Ну вот, — сказал Ханов. — Машина, кажись, завертелась. Теперь неплохо бы устроить Мигалевой встречу с Колесовым…
— Звони, — я снял с аппарата телефонную трубку и протянул ее Ханову.
Город еще спал, когда мы с Хановым вышли из дома. Стоял легкий морозец. Снег весело поскрипывал под ногами.
Прошедшая ночь была почти бессонной. Я поспал не более часа. Ханов тоже долго возился на диване. Вставал, курил, сосредоточенно глядя в покрытое изморозью окно.
Мы оба чувствовали, что происшедшее на Нагорной двадцать шестого декабря закручивается в тугой и крепкий узел.
В отдел пришли затемно. В здании тишина.
Переговорив с дежурным, мы узнали, что Пискунов находится в своем кабинете.
— Тоже не спится, — сказал Ханов.
Пискунов сидел за столом. Перед ним была разостлана карта района, и он сосредоточенно водил по ней остро отточенным карандашом.
Увидев нас, Пискунов оторвался от карты.
— Ну… как? Выспались?..
— Мы-то выспались, — в тон ему ответил я. — А вот что ты так рано поднялся?
— Разворошили муравейник, а еще спрашивают, — усмехнулся Пискунов.
— Разве так уж плохо? — спросил Ханов, присаживаясь к столу.
— Да нет, все идет, как надо. Это я так, брюзжу. Отвыкли мы от таких дел. Явление редкое, что и говорить.
— Радоваться надо, что редкое, — засмеялся Ханов.
— Я и радуюсь. — Пискунов ткнул карандашом в карту. — Вот, к примеру: какие у вас предположения в отношении связи Мигалевой с приисками?
— Конкретно никаких…
— Вот так! — скептически усмехнулся Пискунов. — А вы говорите — радуйся. Закатят что-нибудь этакое… Мне же по шее навешают. Вы ведь здесь гости. Что обо мне люди подумают? Зажрался, скажут, Пискунов! Зажирел… Сменить пора такого начальника…
— И снимут, — уверенно заключил Ханов, подмигивая мне.
— Ладно, — отмахнулся Пискунов. — Не впервой нагоняи получать. Переживем и это. Колесов-то как?..
— Спит в церкви, — ответил Ханов. — Мигалева его там оставила ночевать.
— А дальше?
— Это ты у нее спроси, — подсказал я.
— Спасибо за подсказку, — огрызнулся Пискунов. — Неужели так и будем сидеть сложа руки?
— Да, — кивнул я. — Будем ждать. Другого выхода у нас нет. Во всяком случае, я его не вижу.
— Ждать… Ждать… — в отчаянии произнес Пискунов и швырнул карандаш на карту. — Мигалева… Вот она, рядом… Бери ее и…
— Ты знаешь, Григорий Иванович, чем оценивается профессионализм работника уголовного розыска? — спросил я.
— И чем же? — без всякого интереса посмотрел на меня Пискунов.
— Умением выждать и потом уже брать наверняка. Вокруг нас живые люди, и мы не имеем права наносить им оскорбление своим недоверием. А если окажется, что Мигалева непричастна? Она нам всем не только в матери, в бабки годится.
— Но ты же прекрасно понимаешь, что Мигалева… Да о чем тут говорить?..
