Николай Далекий - Не открывая лица
— Почему ты свернул к просеке?
— Как так почему? — озадаченно взглянул на офицера Тарас, как бы не понимая, зачем немцу потребовалось задавать такой наивный вопрос. — Просекой на хутор ближе. А как же! Кого хотите спросите — намного ближе. Ну, вот и все.
Тарас развел руками, давая понять, что ему больше нечего рассказывать, но тут же спохватился.
— Нет, не все. Чуть было не забыл… Значит, там, на просеке, за елочкой встречаю какого-то хлопца. Так, может, на год меня старше, а может, и больше. “Куда идешь?” — спрашивает. “Это мое дело, — я ему говорю. — Я свое направление знаю”. — “А как там в селе?” — снова он мне вопрос забрасывает. “Стоит, — говорю, — село на месте”. Ну, я и пошел себе своей дорогой.
— Значит, ты пошел, а твой дружок остался?
— Какой такой дружок? — нахмурился Тарас. — Встречный этот? Ну да, он остался, а я пошел.
Хлопец закивал головой. Он был рад, что наконец-то его правильно поняли.
— Выстрелы ты слышал?
— А как же! — оживился хлопец, и глаза его заблестели. — Как забабахкали, как застрочили где-то тут, возле села. Чистый фронт!
— Ну, и что ты подумал? Почему стреляют?
— А я откуда знаю, почему? Стреляют, значит, надо. — Тарас пожал плечами. — Может, практика у солдат какая. На то они и солдаты, чтобы стрелять… Ну, только я теперь выхожу из леска: — “Стой! Руки вверх!” Окружили меня, на машину и сюда — пожалуйста! Я им говорю все как есть, пропуск показываю, а они сидят, шесть солдат и полицейских штук восемь, с автоматами наголо, и рта мне не дают раскрыть. Ха! Важную птицу поймали! Сами не разберутся — к начальству ведут. — Он подал офицеру сложенную^ вчетверо бумажку. — Вот мой пропуск, все по форме.
Обер-лейтенант, даже не взглянув на справку, положил ее на стол. Теперь он не спускал глаз с хлопца.
— Значит, решил дурачком прикинуться? Сиротой, если не казанской, так полтавской?
— Дураком, так чтоб настоящим, это я себя не считаю, — обиделся Тарас. — Звезд с неба, как говорят, не хватаю, конечно. А что сирота — это точно. Родителей нет.
— Хватит, слышал уже, — весело оборвал его Шварц и, потирая руки, заходил по комнате. — Теперь слушай, что я тебе расскажу. Вас — двое. Ты и тот, “незнакомый”, что встретил тебя в лесу. Вы прекрасно знаете друг друга. Да, да, да. Вы оба — бойцы партизанского отряда, и вас послали на диверсию. Для этой цели у вас есть мина. Такая маленькая, секретного устройства, штучка, которая взрывает поезда. Вы носите ее поочередно в мешках с мукой. Тот, чья очередь нести мину, в случае опасной обстановки, во избежание риска, не ночует в селе. Чтобы не замерзнуть, он одевает теплое белье, меховой жилет. У него же хранится пистолет, выданный вам на двоих. Сегодня была очередь твоего товарища… Вася — его зовут?.. И он ночевал в скирде соломы. Да, да, в соломе. Господин Сокуренко заметил его сегодня утром. Тебя тоже заметил господин Сокуренко. Вы знали, что были замечены, и опасались преследования. Поэтому твой дружок Вася Коваль — он назначен старшим в вашей диверсионной группе — приказал тебе взять мешок с миной и уходить по просеке в глубь леса, а сам с пистолетом остался… как это?.. на опушке, чтобы задержать солдат в случае преследования. Услышав стрельбу, ты должен был спрятать мину в лесу, что тобой и сделано.
Тарас слушал обер-лейтенанта с таким всепоглощающим вниманием, как слушают дети какую-нибудь необычайно увлекательную и в то же время очень страшную сказку. Он изумленно поднимал брови, затаивал дыхание. Рот его был приоткрыт, точно он, не доверяя ушам, хотел и ртом поймать каждое слово офицера. Хлопец только изредка, мельком поглядывал на стоящего рядом начальника полиции, и тогда в глазах его появлялось что-то тоскливое, тревожное, и он судорожно облизывал пересохшие губы.
— Ну вот… Видишь, мы уже все знаем, — обер-лейтенант весело подмигнул Тарасу и по-дружески хлопнул его по плечу. — Что же ты молчишь?
Хлопец очнулся. Он вздохнул, почесал затылок и простодушно, но с хитрецой улыбнулся, как если бы понял, что офицер подшучивает над ним.
— Это да! Здорово!.. И складно, как в книге, — сказал он, шумно вздыхая. — Нагнали страху. Такое придумать! — Тарас даже головой тряхнул. — За хлопца этого ручаться не буду. Кто его знает! Ну, а я здесь ни при чем. Я просто к этому делу “пришей кобыле хвост”, как у нас говорят, пятое колесо до воза. Я шел, чтобы менять…
— Я знаю ваши пословицы, — замораживая хлопца взглядом, строго сказал Шварц. — Не валяй дурака. Твой товарищ во всем сознался, все рассказал. Зачем тебе отпираться?
— Какой такой товарищ? — видя, что дело принимает серьезный оборот, хлопец обозлился. — Проходящий этот? Врет он, на меня вину сваливает. Ха! Поверили!..
— Слушай, я устрою очную ставку, и тогда… — многозначительно пригрозил пальцем Шварц у самого носа подростка.
Лицо Тараса было красным от кипевшего в нем негодования, он двинул головой и плечами, словно освобождая стесненную воротником шею, и стал похож на взъерошенного, драчливого молодого петуха.
— Давайте, я ему морду расковыряю, — хрипло крикнул он, распаляясь все больше и больше. — Ишь ты, какую моду взял: с больной головы на здоровую. Ловок! Давайте его сюда!
Хлопец задыхался от гнева и обиды, на его глазах закипели злые слезы.
Шварц понял, что его прием не оправдал себя. “Но каков мальчуган! — подумал он. — Неужели все это только маска? А что, если я ошибаюсь? Ведь бывают дикие судебные ошибки, основанные на случайном совпадении обстоятельств”. Гитлеровца мало трогало то, что он погубит этого подростка. Его испугало другое — сама возможность ошибки. Если этот подросток — случайная жертва и никак не причастен к Василию Ковалю, то вся так хорошо придуманная им версия о действиях двух партизан может разлететься, как мыльный пузырь. Ведь возможно, что сын командира партизанского отряда был послан на задание один и никого с ним не было. Он мог выполнять роль связного. Ага, полоска, о которой сказал Сокуренко. Но Сокуренко — болван: он точно не знает, была ли на мешке полоска. Ему “кажется”. И эта полоска, казавшаяся еще недавно Шварцу серьезной, неоспоримой уликой, представилась сейчас не имеющей веса деталью, чем-то вроде соломинки, за которую хватается утопающий.
Он вынул портсигар и медленно, щуря глаза, закурил “внеочередную” сигарету.
— Хорошо, предположим, что твой товарищ отпадает. Но ведь дело не в том. У нас есть другие доказательства, совершенно неоспоримые. — Обер-лейтенант подошел к подростку и, глядя на него в упор, быстро спросил: — За плечами у тебя чей мешок?
Если бы глаза могли стрелять, хлопец упал бы, сраженный наповал двумя холодными серыми пулями, — так пронзителен был взгляд обер-лейтенанта. Но ничего, кроме простого и искреннего недоумения, не появилось на лице Тараса.
