Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды
— Учились когда-то в одной школе, теперь она работает телефонисткой.
— Откуда вам известно?
Афанасьев рассказал, что встречался с матерью и с соседом Байдой, от них и узнал. Купчак нахмурился.
— Вот кто ваш сосед!
— А что? За ним что-то водится?
— М-м-м… а он не говорил вам, кого немцы в вашем селе поставили старостой?
— Я не спрашивал.
— Дядя. Байды, Куприян Темнюк, и есть староста.
По лицу Афанасьева пошли пунцовые пятна. Потер мочку уха, сказал хмуро:
— Байда с моей матерью принес нам в лес продуктов и просился со мной.
Купчак пожал плечами, вздохнул:
— Может быть, сама судьба привела вас в родные края, чтобы спасти от гибели мать. Думайте, лейтенант!
Вечером на пустыре за домами состоялось строевое собрание. Афанасьев изложил обстановку, которая в основном и так всем была известна. Потом говорил Купчак. Он правильно уловил настроение десантников и понимал опасения Афанасьева за будущее группы. Настоящий командир всегда стремится к определенной самостоятельности, оберегает традиции, порядки. Так было, так и будет. Купчак сказал:
— Дела, товарищи, неблестящи и у вас, и в партизанском отряде, который я представляю. О ваших трудностях рассказал лейтенант, а у нас беда в том, что базу, заложенную нами в лесу, кто-то выдал фашистам. Мы остались без оружия, без снаряжения и продовольствия. Это усложняет и затягивает комплектование отряда. Нами за короткое время принят ряд срочных мер, раздобыли немного оружия, есть мука, скот. Плохо с боеприпасами, со взрывчаткой, но самое плохое — это отсутствие специалистов по военному делу. Просто, товарищи, крах! А у вас есть достаточный боевой опыт, профессиональная подготовка. Вы могли бы стать боевым ядром отряда, у вас бы учились другие. Я советую вам присоединиться к отряду на правах отдельного подразделения во главе со своим командиром.
Купчак заметил, как во время его речи на лицах десантников проскальзывали скептические ухмылки.
— А чем гарантируется ваше обещание? — спросил Афанасьев, глядя в землю.
Купчак немного подумал, сказал твердо:
— Моим словом коммуниста.
Собрание разноголосо шумело. Химинструктор Варухин ворчал:
— Это, знаете, начинает быть похожим на концерт шарманки с симфоническим оркестром, если не хуже… Лично мне здесь делать нечего. Какая у вас тут химия?
— Тебе все не так, все не по тебе, — отозвался Максим Костылев.
— Не дойдем мы до своих без помощи.
— Жди персональный самолет!
— Да будет вам! Помолчите!
Спорили недолго. Ясно было всем: где ни воевать, а надо воевать. Добраться до фронта шансов мало, распустить группу — преступно. Тем более что десантники специально подготовлены для действий на занятой противником территории в отрыве от своей базы.
— Значит, заметано! — повеселев, сказал Купчак. — А теперь к делу. В дальнейшем вам придется вести пешую разведку, а добудете лошадей — конную. Что такое знание местности для разведчика?
— Альфа и омега, — ответил Максим с важностью.
Довольный Купчак улыбнулся.
— Правильно, молодец! Значит, сегодня отдыхать, а завтра небольшое задание: надо поймать одного лесника-предателя.
Приказ десантники выслушали стоя, как это бывало в недалеком прошлом, когда они с парашютами за спиной стояли на территории аэродрома и слушали своих командиров. Собрание кончилось. В силу вступала железная воинская дисциплина, начиналась неведомая партизанская жизнь.
* * *Предателя-лесника пошли ловить трое во главе с Максимом. Он был вооружен автоматом. У Якова Чунаева за спиной мешок, в мешке три кругляша — милые сердцу противотанковые мины. «Возьмите и поставьте по своему усмотрению», — сказал Купчак, вручая мины. У Платона Музгина на шее — трофейный «шмайсер». Двинулись лесом напрямик. Было тихо и по-осеннему прохладно. Разведчики шли по увалу, где деревья повыше. Справа внизу изгибалась глубокая промоина, она то расширялась, то переходила в узкую расщелину. Постепенно увал сошел на нет, впереди виднелась мокрая, заросшая лозняком впадина.
Вдруг совсем близко послышался кашель. Разведчики переглянулись, зашарили вокруг глазами. Видят, из густой заросли краснотала вылезает сутуловатый старикан с седой короткой бородкой. На нем неуклюжий плащ из брезента, мокрые, залепленные грязью сапоги, на голове картуз. Старик по виду смирный, стоит, кашляет. Руки держит в карманах. Максим направил на него автомат.
— Кто такой?
Неизвестный перестал кашлять, посмотрел исподлобья узенькими колючими глазками на Максима, затем на свои захлюстанные сапоги, спросил:
— Это вы мне?
— А то кому ж?
— Утопленник я, — показал он на свои мокрые ноги.
— Шу-у-тник… А между прочим, пророчества сбываются… — кивнул Максим на глубокую колдобину с водой. Нахмурился строго: — Что здесь делаешь?
— Лес сторожу.
Разведчики выразительно посмотрели друг на друга, встали по бокам у старика.
— От кого же ты, папаша, лес стережешь?
— От злоумышленников всяких…
— Предъяви документы, — приказал Максим.
— Где ж я возьму документы, ежели у меня их нет?
— Папаша, шутки по боку! Показывай, иначе… у нас это быстро!.. — шевельнул Максим стволом автомата.
Лукавая усмешка тронула тонкие губы лесника. Сказал:
— А я подумал было, вы — грибники из Чугров…
Максим побагровел до ушей, выругался про себя. Болтал, болтал, а пароль, который сообщил ему Купчак, не спросил. Ответил старику хмуро, с досадой:
— Мы и лещину трясем…
Седобородый осклабился во весь рот, полный ровных желтых зубов.
— То-то вижу — лихой народ…
Он все еще держал руки в карманах и вдруг откинул полы плаща, и разведчики увидели, что у него вместо карманов — прорехи, а из прорех торчат зажатые в руках пистолеты. Максим готов был сквозь землю провалиться. Разведчик, называется! Промах за промахом, опростоволосился совсем. Окажись старик врагом, уложил бы всех за одну секунду.
— Ну чего вы, словно обалдели? — обратился старик к Максиму, пряча пистолеты. — Я командир отряда «Три К» — Коржевский Карп Каленикович. Будем знакомы. Вы парашютисты, о вас мне сообщил Купчак. Значит, за лесником отправились? Не ходите, его поймали. Пойдемте обратно.
Шли не спеша, разговаривали. Когда до хутора оставалось километра полтора, в той стороне вдруг сухо ухнуло. Пушка? Откуда взялась она на хуторе?
«Ух-ух-ух!» — раскололось по лесу отголосками.
— Что за чертовщина? Немецкая танковая стреляет, — определил по звуку Максим.
Все остановились и услышали трескотню автоматов. Коржевский решительно махнул рукой:
