Андрей СЕРБА - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №4
Мельник бросил быстрый взгляд по сторонам. За спиной сотника в нескольких шагах от колодца стеной стоял лес. В руках у мельника была тяжелая деревянная бадья, и он мог бы сбить ею сотника, но рядом уже топтались несколько других литовских воинов, прибежавших на крик. И он спокойно вылил воду из бадьи в желоб, поставил бадью на сруб.
— Не кричи, пан воевода, — тихо сказал он. — Ну откуда мне знать, отчего ваши литовские кони не хотят пить? Вон ваш пан пил ее, — мельник кивнул на конюшего, — и ничего с ним не случилось, так что вода хорошая.
— Пей, собака! — повторил сотник.
Мельник неторопливо вытянул бадью из колодца, припал губами к ее краю.
— Пей, смерд, пей больше, — толкнул его сотник. — Пей по-настоящему, а не только мочи губы.
— Хватит, воевода, напился уже.
Выпрямившись, мельник хотел вылить остатки воды в желоб, но выронил бадью из рук и зашатался. Его лицо побагровело, на губах выступила пена. Схватившись за грудь и жадно ловя открытым ртом воздух, он тяжело рухнул прямо на сруб колодца.
Опустив оружие, литовцы с изумлением и страхом наблюдали за происходящим. И лишь сотник, ничему не удивившись, перешагнул через труп мельника и пошел к стоявшему неподалеку конюшему.
— А что теперь делать? — спросил он.
— Оставь стражу, чтобы никто не вздумал пить, а сам с отрядом отправляйся дальше. Через две версты будет ручей, там и отдохнете до нашего с боярином приезда. Ступай.
Конюший еще раз взглянул на труп мельника, осенил себя крестом и направился к дому. В чисто прибранной горнице у раскрытого окна сидел Адомас. При виде конюшего он зашелся своим дребезжащим смешком, довольно потер руки.
— Все идет по нашему плану? — спросил он, лишь мельком взглянув на конюшего и снова отворачиваясь к окну. — Не надо, не говори, я видел. Мельник мертв, но еще живы князь Данило и боярин Боброк. А мне нужны именно они, а не этот русский смерд.
— Князь Данило и боярин Боброк в твоей западне, и скоро ты уничтожишь их. А не забыл ли ты о своем обещании?
— Нет, холоп, не забыл. Я обещал, что, если ты заманишь в ловушку князя Данилу и Бобрака, я отпущу на волю твою приемную дочь. Но не рано ли ты заводишь этот разговор?
— Боярин, я выполнил все, что обещал. Дальнейшее зависит не от меня.
— Ты рано пришел, холоп, — резко сказал Адомас.
Конюший склонил голову, приложил руку к груди.
— Я понял тебя, боярин: ты не веришь мне. Тогда скажи, чем я могу еще помочь?
— Скачи к боярину Векше и напомни ему, чтобы он получше следил за князем Данилой и перекрыл все дороги, по которым могут уйти русичи. Через два-три часа я поведу своих воинов ему на помощь.
Спрятавшись в ветвях на вершине высокого дуба, сотник Андрей давно уже наблюдал за двором мельника Путяты. Он видел и въезжавших к нему на подворье литовских конников, видел, как мельник вместе с конюшим боярина Адомаса пошел к колодцу и как его обступили с оружием в руках литовцы. Видел, как старого Путяту заставили пить отравленную воду и как тот упал мертвым на сруб колодца. И лишь когда конюший спокойно ушел в дом мельника, где до этого скрылся Адомас, а литовский отряд, оставив у колодца небольшую стражу и полусотню для охраны боярина, снова двинулся по дороге к степному порубежью, сотник быстро заскользил по стволу вниз. Уже с той самой минуты, когда он увидел литовцев, и догадавшись, что они выступили в поход не утром, как говорил конюший, а гораздо раньше, в его душе шевельнулась тревога. Теперь же, увидев своими глазами смерть Путяты и безнаказанность конюшего, он все понял.
— Измена, други! — крикнул он двум своим дружинникам, поджидавшим неподалеку с конями в поводу. — Быстрее к князю!..
Он прыгнул в седло, и тотчас в дерево рядом с ним впилась стрела. Подняв коня на дыбы, сотник втянул голову в плечи и оглянулся. Оба его дружинника лежали в траве, сраженные стрелами.
Не раздумывая, Андрей бросил коня на сплошную стену кустов, что высилась впереди. Но было уже поздно: несколько стрел впилось в конский круп, и лошадь стала медленно заваливаться на бок. Андрей успел соскочить на землю и даже выхватить меч, но брошенный из-за соседнего дерева аркан обвился вокруг шеи.
— Вяжи его крепче! — весело крикнул старший сын боярина Векши Николай, подъезжая к лежавшему на земле сотнику, на котором уже сидело несколько боярских дружинников.
- Этого удальца я знаю, встречал не раз. За такой подарок боярин Адомас спасибо скажет.
Сотника Андрея развязали лишь после того, как втащили в дом мельника Путяты и поставили перед столом, за которым сидел боярин Адомас.
— Здравствуй, здравствуй, — дружелюбно сказал Адомас, кривя губы в улыбке. — Как видишь, знаю я тебя, да только сейчас бог привел свидеться. Ну чего молчишь? Думаешь, буду выпытывать? Приготовился небось к дыбе да огню с железом? А мне ничего от тебя не надо. Потому что я все наперед знаю: и зачем твой князь Данило с боярином Боброком в этом лесу, и где они устроили свою засаду. Все известно мне, русский сотник Андрей. Потому и стоишь ты сейчас безоружный передо мной. Потому и не будет в живых к заходу солнца ни твоего князя, ни московского боярина Боброка.
Он пристально взглянул на сотника, забарабанил пальцами по столу.
— Не нужен ты мне, и отправлю-ка я тебя в подарок боярину Векше. Знаю, есть у него счеты к твоему князю, да и к тебе тоже. Пусть разбирается…
Оставшись один, боярин устало откинулся спиной к стене, подставил лицо теплым лучам солнца, прикрыл глаза. Несмотря на усталость и одолевающую из-за бессонной ночи дремоту, настроение у него было хорошее.
Этому были причины. Уже в тот день, когда боярин Векша вручил ему в руки ханскую грамоту и рассказал историю о том, как он случайно наткнулся а лесу на казачий отряд и отбил ее, Адомас уже тогда ничему не поверил. Через своих людей, что были у него в усадьбе Векши, он узнал о ночном приезде атамана Дороша к своему бывшему боярину, и о встрече, что состоялась между ними на следующий день у старого дуба на поляне, и о неудавшейся засаде. Адомас не сомневался, что Векша получил эту грамоту от Дороша, но только не в бою, а обменяв ее на коня и шлем. Итак, судьба грамоты для Адомаса была ясна, понятно было ему и вранье тщеславного и глуповатого боярина Векши, но вот поступок дерзкого и бесстрашного атамана степных разбойников Дороша был Адомасу не совсем понятен.
И он, правая рука великого литовского князя, был вынужден заняться более чем скромной особой бывшего беглого смерда, а теперь атамана так ненавистной ему воинственной русской степной вольницы. Опять-таки через своих верных людей, которые были у него везде, Адомас узнал, что атамана Дороша в последнее время несколько раз видели с дружинниками князя Данилы, а один раз даже с воинами, по одежде и говору напоминающими московитов князя Дмитрия. Все это заставило боярина задать себе вопрос: а по своей ли воле и разумению напал атаман на татарское посольство, так ли уж случайно попала к нему Мамаева грамота? Но если атаман не по своей воле напал на посольство, то почему отдал он грамоту в руки боярина Векши, своего бывшего хозяина, заведомо зная, что в конце концов она очутится у великого литовского князя, то есть у того, кому и предназначалась?
