Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 15. Солнечная монета. Книга 1 из 2.
Хоро вернулась такой же бесстрастной, как и прежде. Встав рядом с Лоуренсом, она сказала:
– В конце концов все к лучшему.
– А? – переспросил Лоуренс. Но Хоро продолжала смотреть на продающийся пустой дом.
Видимо, она имела в виду хлеб.
Из заботы о Хоро Лоуренс вывел ее гулять, водил по площади, а потом по торговому кварталу. Но, несомненно, лучше всего помогали улучшить ее настроение сладости.
Его все еще не прояснившаяся до конца голова крутила эту мысль, когда Хоро наступила ему на ногу.
И не просто наступила, а вдавила свою ногу в его.
В конечном итоге, пока Лоуренс водил ее там-сям, положение дел в городе отвлекло его, и он про нее забыл. Более того, хоть изначально Лоуренс взял с собой Хоро, чтобы ее взбодрить, но, увидев продающуюся лавку, он позабыл обо всем на свете, да настолько, что не заметил, как у него забрали драгоценный кошель; естественно, он позабыл и о Хоро.
Конечно, Хоро была сердита. И извиниться он не мог никак.
– Думаю, ты про меня забыл и там, где стучали по металлу.
Да, она заметила.
Лоуренс невольно втянул голову в плечи.
– Ты вышел в город и стал совсем как щенок. Что вот это, что вон то, что происходит здесь, а что вон там?
Мед на куске хлеба в ее руке, такой же горячий, как и сам хлеб, медленно стекал. В обычной ситуации Хоро не позволила бы пропасть даже капле, но на этот кусок она даже не смотрела.
Настолько рассержена она была.
Лоуренс ничего не ответил.
Извинись он сейчас, это лишь завершит образ бессовестного дурня.
Если Лоуренс был щенком, все, что ему оставалось, – ждать, пока гнев Хоро поутихнет и она перестанет его ругать.
В конце концов Хоро смилостивилась и убрала ногу с ноги Лоуренса.
И после короткой паузы взяла его за руку.
Как-то неуверенно взяла, точно борясь с редкой для себя стеснительностью.
– Я говорю, в конце концов все к лучшему.
– ?..
Лоуренс смотрел на Хоро, не понимая.
Хоро откусила от своего хлеба. У нее снова был раздраженный вид.
– Ты хочешь, чтобы я сказала больше?
Она снова наступила ему на ногу. Лоуренс развернулся вперед.
Однако Хоро его не отпустила. Ее щеки заметно покраснели – и вовсе не от холода.
Она разом откусила половину куска и засопела – возможно, оттого, что он был все еще горячий.
– Ты счастлив, как глупый песик, – произнесла Хоро, наигранно вздохнула, выпустив клуб белого тумана, и снова засопела. На Лоуренса она не смотрела, но он чувствовал, что это стоит ей серьезных усилий.
И в молчании глядя на профиль Хоро, Лоуренс увидел нечто куда более сладкое, чем мед на ее хлебе.
Хоро гналась за именем своего старого товарища по стае, но вместо того, чтобы встретиться с этим существом, получила лишь оставленное им послание.
Это было очень печально; вне всяких сомнений, сейчас в ее сердце творилось много такого, что могла понять лишь она сама.
Лоуренс же мог сделать ничтожно мало.
Чтобы он, живущий здесь и сейчас, мог восторжествовать над Миюри, оставшимся лишь в ее воспоминаниях, все, что ему надо было сделать, – каким-то образом приковать к себе ее интерес и двигаться вперед.
Конечно, хоть эта лавка и была недорога, купить ее прямо сейчас Лоуренс не мог. Он слишком мало знал о городе; более того, здесь было самое подбрюшье компании Дива. По правде сказать, он даже жалел, что город оказался таким оживленным.
Но сейчас ему вовсе не требовалось сказать что-то практичное. Любая фантазия сгодится; ему нужны были слова, полные надежды.
В конце концов Лоуренс придумал, что сказать.
– Прости, но давай вернемся на постоялый двор.
Хоро подняла глаза и недоуменно посмотрела на него.
– Я давно не рисовал, хочу нарисовать эту лавку.
Края ее губ чуть приподнялись. Однако он не ошибся.
Едва Лоуренс так подумал, уголки глаз Хоро тронула улыбка, а потом разошлась по всему лицу, точно хорошо замешанное тесто, в которое добавили масло.
– А может, ты хочешь ее купить?
Судя по этому ее вопросу, Лоуренсу действительно стоило бы говорить практично. Он и не думал, что Хоро может одобрить покупку лавки в этом городе.
Мысленно посмеявшись над собой, Лоуренс ответил, тщательно выбирая слова:
– Когда покупаешь что-то слишком дешево, есть риск впустую потратить деньги. Сначала я должен успокоиться.
Это не была полная ложь, однако уши Хоро под капюшоном дернулись, и она сделала непонятное лицо.
– Должна предупредить, сожаление об ушедшей из-под носа покупке хуже горького вина.
– Конечно. Ты лучше всех знаешь, как я отношусь к таким вещам, верно?
Глаза Хоро чуть расширились от удивления, губы изогнулись в зловредной усмешке.
Увидев эту усмешку, Лоуренс подивился, не повторил ли он ту же ошибку, что тогда, в ренозском проулке.
Впрочем, человек растет, накапливая жизненный опыт.
Лоуренс осознал, что по-прежнему держит в руке хлеб, купленный Хоро для него, и откусил.
Вкус должен был быть такой же, как у ее губ.
Словно почувствовав эту мысль Лоуренса, Хоро вздохнула и зашагала прочь, потянув его за собой.
– Какой же ты все-таки дурень.
Конечно, это она сказать не забыла.
***
Сколько раз он рисовал свою воображаемую лавку, он сам не знал. Он даже не впервые делал это при Хоро.
Однако впервые они рисовали вместе.
Это само по себе было приятно, но по-настоящему обрадовало его то, что Хоро вновь стала прежней.
– Не думаю, что сюда будет доставать солнечный свет.
Хоро высказывала свое мнение по размещению мебели и даже по размеру окон.
Сперва Лоуренс думал, что она принуждает себя выглядеть веселой, но, глядя, как она раз за разом говорит «О, вот так гораздо смелее», «О, твой вкус как у дурня» и тому подобное, он решил, что такие вещи ей нравились с самого начала.
Внезапно он подивился, строят ли волки свои жилища.
– Вот тут самое солнечное место… да. Здесь я буду спать, самое подходящее место.
Комната на втором этаже, где больше всего солнца, обычно достается хозяину лавки. От этой мысли Лоуренс вдруг переключился на действительность и наморщил нос.
Конечно, это всё фантазии.
И тем не менее вид и планировка здания, которое они рисовали, были как у той лавки на продажу – лавки, которая взаправду существовала. Сам того не ожидая, Лоуренс оказался настроен довольно серьезно.
– Вообще-то здесь хозяину полагается…
Хоро, явно не слушая жалобы Лоуренса, обращенные наполовину к нему самому, продолжала рисовать, добавляя то одну деталь, то другую.
Если предаваться мечтам, когда нужно заниматься делом, это может выйти боком.
