Татьяна Догилева - Жизнь и приключения Светы Хохряковой
И, надо сказать, их ежедневные психообработки начали действовать. Я сама себя стала уговаривать: «Ну пукает. Но все же пукают, – это просто физиологический процесс. Может, я его приучу выпускать газы в туалете, и вообще вылеплю из него нужного мне мужчину. Буду Пигмалионом, а он Галатеей».
Я очень возбудилась от этой идеи. И стала поглядывать на Володю все чаще и подмечать в нем все больше и больше достоинств. Он тоже вроде повеселел. В общем, все катилось к счастливой развязке. Я уже внутренне репетировала, как подойду к нему и скажу: «Я вернулась, Володя. Прости меня за всё!»
Официантки в ожидании Мендельсона носились по ресторану с реактивной скоростью и пугали клиентов своей невероятной добротой и предусмотрительностью. Как вдруг грянул гром среди ясного неба. Володя объявил, что увольняется, но напоследок заказывает в «Веселом Ежике» свадьбу на сто персон.
– Какую свадьбу?
– Свою собственную. Я женюсь на Ире Газиматовой.
Ира Газиматова была единственной дочерью начальника пожарной охраны всего города Ежовска. А пожарная охрана – это сила, кому как не ресторанным это знать.
Коллектив онемел. У меня так просто ноги подкосились. Я рухнула на стул и разревелась. Не от того, что Володя женится, это ладно, я сразу вспомнила, как он бродил по дому в несвежих трусах и какой он в принципе был противный. Нет. Меня пронзил ужас от воображаемой картинки, которая чуть не стала явью: я прихожу к нему с повинной и робко с любовью заглядываю в глаза, проникновенно говорю: «Прости меня за все, милый, я вернулась!» А он мне в ответ: «Поздно, дорогуша! Я женюсь на Ире Газиматовой! Ха-ха-ха!»
Меня аж заколотило. Мое состояние всполошило всю женскую часть официантского состава (а у нас, считай, весь официантский состав женским был, за исключением Володи и еще одного мужика – Игоря). Они стали носиться по ресторану как сумасшедшие курицы и, не обращая внимания на посетителей, орать истошными голосами:
– Ей плохо! У нее шок! Она сейчас умрет! Вызывайте «скорую»!
Мне стали брызгать в лицо водой, да с таким энтузиазмом, что ровно через минуту я была мокрая насквозь. Меня и так колотило, а тут от холода еще и зубы стали стучать.
– А-а! Судороги у нее, кончается! Коньяку ей!
И в меня влили полстакана коньяку. Поскольку мой организм к алкоголю непривычный, то коньяк подействовал почти мгновенно: зубы стучать перестали и меня разобрал смех. То есть я стала похихикивать. Бедные женщины застыли в скорбном молчании, и только самая старшая, Наталья Григорьевна, констатировала:
– Всё! Чокнулась девка!
По-моему, они собирались заголосить, как на поминках. Но тут появился в зале директор, обматерил всех, велел заканчивать это безобразие и убираться в подсобку. Это он мудро поступил, потому что официантки пребывали явно в нерабочем настроении. Клиентов было мало, и их обслуживание легло на плечи Игоря, плюс в помощь ему поставили бармена Славика.
В подсобке все расселись кто на чем, меня попытались уложить на обшарпанный диван, но я воспротивилась и сказала:
– Я в порядке, просто пьяненькая; и холодновато – мокрая вся.
Маринка, с которой я не очень-то ладила раньше, притащила мою одежду, я переоделась и сидела, в общем-то не очень понимая, что делать дальше. Знала только одно – уходить не хотелось.
– Спасибо вам, женщины, за вашу доброту и заботу, – совершенно искренне сказала я.
Наталья Григорьевна обняла меня:
– Доченька, кто же женщину поймет и посочувствует ей? Только другая женщина. От мужиков столько подлости и предательства. Я сама от них натерпелась, вспомнить страшно. – Она помолчала и добавила: – И сейчас терплю.
Махнула рукой и тихо заплакала. Нрав у нее был легкий, любила посмеяться, но все мы знали, что жизнь у нее непростая: муж всегда на шее сидел, двоих парней вырастила, болезней кучу приобрела, особенно ноги ее беспокоили, а горбатилась, «чтобы детишкам подсобить», которые уже переженились. У других тоже заблестели глаза, а некоторые зашмыгали носом.
– Представляете, будет этот гаденыш сидеть во главе стола со своей богатой грымзой, а мы вокруг бегать и улыбаться. Фу! Кошмар какой! – это сказала Ольга, официантка лет тридцати пяти, год назад брошенная мужем.
– Нельзя этого допустить! – яростно поддержала коллегу Маринка. – Надо бойкотировать эту свадьбу! Идите, Наталья Григорьевна, к директору и заявите от имени всего официантского состава, что мы эту свадьбу поганую обслуживать не будем!
Все одобрительно загудели. Наталья Григорьевна утерла слезы салфеткой, припудрила лицо и тяжело встала с дивана:
– Правильно говорите, девочки. Что, в Ежовске других ресторанов нет? Вон пусть в «Чародеях» гуляют! Так и скажу. – Она встряхнулась и решительно вышла из подсобки. Все остальные стали горячо обсуждать, какой негодяй этот Володька – ведь нарочно глумился над всеми, ходил с кислой рожей, как будто завтра прямо помрет от любви своей несчастной. А мы стелились перед ним от жалости: «Володечка, Володечка». Искренне волновались. А он… В души нам наплевал, Иуда!
Обсуждение шло по нарастающей, и когда уже приступили к рассмотрению разнообразных вариантов мести моему бывшему сожителю, в подсобку вернулась Наталья Григорьевна.
– Послал в жопу, – с ходу объявила она. – И еще добавил: «Будете обслуживать по высшей категории. Все тузы города будут, даже мэр». Если кто чего выкинет, сказал, придушит на месте собственными руками. Сегодняшний срыв смены он, так и быть, прощает, потому что все бабы – дуры заполошные, но если кто чего вякнет на эту тему, уволит на хер без выходного пособия.
Наталья Григорьевна плюхнулась на диван и приказала:
– Маринка, беги в кладовку к Славику, принеси выпить чего-нибудь дорогого, а вы, девки, закуси понабирайте. Будем пить! Без алкоголя такое унижение не пережить!
И девки мгновенно метнулись исполнять приказ. Ну и стали выпивать, именно не напиваться, а тихо выпивать. Эмоциональная возбудимость как-то от коньяка улеглась. Все рассказывали истории своих несчастных любовей, но не надрывно, а просто печально. Мне наливали мало, и я сидела в окружении усталых добрых женщин и всех их любила. Слезы иногда текли, но я уже не понимала: от обиды они или от умиления. Потом незаметно перешли к пению. Песни в основном были о несчастной женской доле. Некоторые, надо сказать, пели прекрасно, с очень большим чувством. И вдруг Наталья Григорьевна сказала: – Сейчас спою песню своей молодости, любила я ее очень. Не помню уже, кто исполнял, но крутили часто и по радио и по телевидению. Она прямо про тебя. И запела:
Как при встрече случайной
Молчишь ты
И отводишь испуганно взгляд.
До свидания, мой первый мальчишка,
Ты ни в чем, ты во всем виноват.
А любовь у нас с тобой была недолгой.
Видно, просто не дождались мы любви.
Позови меня на свадьбу, мой любимый!
Посмотреть твою невесту – позови!
И еще два куплета. Когда она закончила, все посмотрели на меня. Слезы-то плавали в моих глазах, но я была абсолютно спокойна, и сказала: – Давайте споем эту песню на его свадьбе. Мол, подарок от коллектива ресторана жениху!
