Уилбур Смит - Божество реки
Никто не предвидел катастрофы, которая произойдет из-за посещения нашего лагеря уродливыми гну. Меня должно было насторожить то, как те вскидывали головы и фыркали без всякой причины, а из ноздрей текла слизь, которую я заметил, когда они проходили мимо. Однако я не задумывался о поведении гну и счел их тихими и безобидными животными, от которых нам, кроме пользы, ждать нечего.
Как только мы достигли слияния двух рек, то сообщили о миграции гну царице Лостре, и она согласилась с предложением царевича Мемнена, назначив ему в помощники Крата, и Ремрема. Отдала под его командование отряд из двухсот колесниц с группой больших грузовых повозок и несколькими тысячами шилуков. Царица приказала забить столько гну, сколько они смогут разделать и закоптить на прокорм войска.
Я не отправился с отрядом, так как роль помощника мясника не приводила меня в восторг. Очень скоро дым от костров, на которых коптили мясо, поплыл по горизонту, и не прошло и нескольких дней, как начали возвращаться большие повозки, доверху груженные кучами почерневших ломтей мяса.
Ровно через двадцать дней после нашей встречи со стадами гну я сидел на берегу Нила под тенистым деревом и играл в бао со своим старым другом Атоном. Я позволил себе и Атону немного отдохнуть. Мы открыли один из драгоценных кувшинов вина высшего качества, которое оставалось в наших запасах со времен ухода из Египта. Мы с Атоном играли и переругивались, как и полагается старым друзьям, потягивая вино и наслаждаясь его букетом.
Мы не имели ни малейшего представления, какая катастрофа приближается к нам с каждой секундой. Напротив, у меня были причины быть довольным собой. За день до этого я закончил чертежи и планы строительства гробницы фараона, где придумал несколько ловушек, которые должны будут остановить похитителей сокровищ. Царица Лостра одобрила мои планы и назначила одного из главных каменщиков наблюдать за строительством. Сказала мне, что я могу требовать любых рабов и любой материал, которые понадобятся. Госпожа моя решила не скупиться на выполнение клятвы, данной покойному мужу. Она построит ему самую изысканную гробницу, какую способен создать мой гений.
Я выиграл подряд третью партию у Атона и наливал себе в чашу великолепное вино из кувшина, когда услышал топот копыт и увидел верхового, который скакал к нам от расположения колесниц на полном галопе. Еще издалека я узнал Гуи. Очень немногие рисковали ездить верхом, тем более с такой скоростью. Он мчался к нам. Когда я увидел выражение его лица, так резко вскочил на ноги, что разлил вино и перевернул доску.
— Таита! — закричал Гуи мне с расстояния в сто шагов. — Лошади! О, милостивая Исида, помоги нам! Лошади!
Он остановил лошадь. Я вскочил на ее спину позади Гуи, обхватив его за талию.
— Не трать времени на разговоры, — крикнул я ему. — Гони!
Сначала я отправился к Терпению. Половина табуна уже заболела и лежала на земле, но эта кобыла была моей первой любовью. Она лежала на боку, грудь тяжело вздымалась. Постарела, седина появилась на морде. Я не запрягал ее в колесницу с того самого дня, когда слон убил Клинка. Терпение больше не ходила в упряжке, но стала лучшей племенной кобылой в наших табунах. Ее дети унаследовали крепкое сердце и острый ум. Только что она кончила кормить маленького красивого жеребенка, который стоял сейчас рядом и тревожно смотрел на нее.
Я встал на колени.
— Что с тобой, храбрая моя? — мягко спросил я. Терпение узнала мой голос и открыла глаза.
Веки слиплись от слизи. Состояние ее привело меня в ужас. Шея и горло кобылы раздулись и стали вдвое толще обычного. Вонючий гной струился изо рта и ноздрей. Лихорадка сжигала ее, и я чувствовал, что тело пышет жаром, как костер.
Она попыталась подняться, когда я погладил шею, но была слишком слаба. Голова снова упала на землю, дыхание с бульканьем и хрипом вырывалось из груди. Густой серо-желтый гной пузырился в ноздрях. Горло сжималось, ей приходилось судорожно бороться за каждый вдох.
Она смотрела на меня почти человеческими глазами, в которых стояла доверчивая мольба. Чувство бессилия охватило меня. Мне еще не приходилось иметь дело с этой болезнью. Я стащил белоснежный платок с плеч и стер гной с ноздрей. Это была жалкая, бессмысленная попытка, потому что свежая струйка вонючего гноя тут же появилась на ее коже.
— Таита! — позвал меня Гуи. — Все лошади поражены этой болезнью.
В душе я был благодарен ему за то, что он отвлек меня. Я оставил Терпение и пошел осматривать табун. Половина лошадей уже лежала, а те, что держались на ногах, шатались, из их ноздрей и ртов на землю текли струйки желтого гноя.
— Что нам делать? — с мольбой в голосе спрашивали Гуи и колесничие. Их доверие тяжкой ношей легло на мои плечи. Они ожидали, что я могу предотвратить ужасную катастрофу, но я понимал, что ничего не в состоянии сделать. Я не знал лекарства от этой болезни и не имел представления, как ее лечить. Здесь нужно было нечто новое, ни на что не похожее.
Спотыкаясь, я побрел обратно к Терпению и снова стал стирать гной с ноздрей. Я видел, что силы ее кончаются. Каждый вздох стоил страшных мучений. Печаль лишала меня сил. Я понял, что скоро расплачусь и стану совершенно слаб и абсолютно бесполезен для кого бы то ни было, будь то лошади или люди.
Кто-то опустился на колени рядом со мной. Я поднял глаза и увидел одного из конюхов шилуков, трудолюбивого и приятного человека, с которым подружился и который считал меня своим хозяином.
— Это болезнь гну, — сказал он мне на своем простом языке. — Многие умрут.
Я смотрел на него, ничего не соображая, а когда слова дошли до моего скованного горем сознания, вспомнил фыркающие, сопливые стада гну, темным ковром покрывавшие равнину, — животных, которых я счел даром благосклонных богов.
— Эта болезнь убивает наш скот, когда приходят гну. Те животные, которые выживут, будут в безопасности. Они больше никогда не заболеют.
— Что нам делать, чтобы спасти их, Хабани? — спросил я, но он покачал головой в ответ.
— Ничего нельзя сделать.
Я держал голову Терпения в руках, когда она умерла. Дыхание будто застряло у нее в горле. Судорога прошла по телу, ноги вскинулись, а потом ослабли. Я издал стон боли, стоя на краю пропасти отчаяния, а когда поднял глаза, сквозь слезы увидел, что и жеребенок Терпения тоже лежит на земле, а желтая слизь пузырится у него в горле.
В этот момент отчаяние мое перешло в жгучую ярость.
— Нет! — закричал я. — Я не позволю тебе умереть!
Я бросился к малышу и крикнул Хабани принести горячей воды в кожаных ведрах. Мочил в горячей воде полотно и прикладывал к горлу лошади, чтобы снизить опухоль, но это не помогало. Гной по-прежнему тек из ноздрей, кожа на шее натягивалась, плоть набухала, как пузырь.
