Уилбур Смит - Лучший из лучших
Коротышка-француз торопливо убежал, сияя улыбкой. Джордан повернулся к тяжелым тиковым дверям, ведущим в винный погреб под кухней. Сегодня утром он лично декантировал десять бутылок портвейна «Виланова» сорокалетней выдержки, урожая тысяча восемьсот пятьдесят третьего года. Вино побледнело до восхитительного коричневатого цвета дикого меда. Официант-малаец в длинном туземном одеянии, подвязанном красным поясом, и с маленькой феской на голове поднимался по каменным ступеням, почтительно неся на старинном серебряном подносе стеклянный графин.
Джордан отлил капельку в украшенную гравировкой серебряную чашечку для дегустации, которую носил на цепочке на шее. Он сделал глоток, покатал на языке и резко втянул воздух через выпяченные губы, чтобы почувствовать вкус портвейна.
– Я был прав, – пробормотал Джордан. – Какая удачная покупка!
Открыв тяжелый реестр вин в кожаном переплете, он с удовольствием обнаружил, что осталось еще двенадцать дюжин бутылок «Вилановы», не считая открытых сегодня. В колонке «Примечания» Джордан записал: «Великолепно. Придержать для особых случаев».
Он повернулся к официанту:
– Рамалла, мы предложим на выбор херес фино или мадеру к супу, к рыбе – шабли или крюг тысяча восемьсот восемьдесят девятого года… – Джордан быстро прошелся по меню и отпустил официанта. – Гости сейчас подойдут, пригласи всех занять свои места.
Бесстрастные, как часовые, двенадцать официантов выстроились возле покрытой дубовыми панелями стены, сложив перед собой затянутые в белые перчатки руки. Джордан прошелся, оглядывая каждого: нет ли пятна на белоснежных одеждах, аккуратно ли завязаны пояса.
Во главе длинного стола он помедлил. На столе стоял подаренный мистеру Родсу директорами компании богато украшенный серебряный сервиз с позолотой, а в дополнение к нему – длинные, изящной формы, бокалы венецианского хрусталя с ободком из золота. Сегодня накрыли на двадцать два человека – Джордан долго мучился, решая, кого куда посадить. В конце концов он поместил доктора Джеймсона в конце стола, а справа от мистера Родса – сэра Генри Лока, верховного комиссара. Удовлетворенный таким расположением, Джордан кивнул и достал из серебряной коробки кубинскую сигару, понюхал, похрустел возле уха – и здесь все в порядке. Положил сигару на место и еще раз внимательно оглядел зал.
Цветы Джордан расставлял лично: пышные соцветия протеи со склонов Столовой горы, в центре – желтые английские розы из цветников Гроте-Схюра и, конечно же, любимые цветы мистера Родса, фиолетовая свинчатка.
Из-за двойных дверей донеслись шаги множества ног по мраморному полу и высокий, почти жалобный, голос, который Джордан так хорошо знал и любил:
– Придется нам уломать старика.
Джордан тепло улыбнулся: «старик» – это наверняка Крюгер, президент Бурской республики, а «уломать» по-прежнему оставалось одним из излюбленных слов мистера Родса. За секунду до того, как двери распахнулись, впуская компанию облаченных во фраки знаменитостей, Джордан выскользнул из зала обратно в свой закуток – приподняв, однако, заслонку возле письменного стола на дюйм, чтобы можно было послушать, о чем разговаривают за длинным сверкающим столом.
Джордан испытывал восхитительное ощущение могущества: сидеть так близко к центру событий, слушать, как бьется пульс истории, и знать, что способен незаметно влиять и направлять – здесь замолвить словечко, там намекнуть или просто посадить рядом двух влиятельных людей за длинным обеденным столом. Временами, когда они оставались наедине, мистер Родс открыто спрашивал: «Джордан, а что ты думаешь об этом?» – и внимательно выслушивал ответ.
Шумная суматошная жизнь опьяняла – не проходило ни дня, чтобы он не хлебнул этого наркотика полной чашей. Бывали особые моменты, которые Джордан очень ценил и сохранял в памяти. Когда ужин заканчивался и компания воздавала должное вину и сигарам, он в одиночестве наслаждался воспоминаниями об этих особых моментах.
Именно он изящным почерком заполнил тот самый чек, который подписал мистер Родс в день, когда они выкупили Центральную компанию Кимберли. Сумма чека составляла пять миллионов триста тридцать восемь тысяч шестьсот пятьдесят фунтов стерлингов – самый крупный чек, когда-либо выписанный во всем мире.
Джордан вспомнил, как сидел на балконе для посетителей в парламенте, когда мистер Родс поднялся, чтобы произнести речь по поводу вступления в должность премьер-министра Капской колонии, и как мистер Родс поднял голову, поймал взгляд Джордана и улыбнулся, прежде чем начинать.
Вспомнил, как после бешеной гонки из Матабелеленда вручил мистеру Родсу полученную Раддом концессию с печатью Лобенгулы – мистер Родс стиснул его плечо, и за одно мгновение взгляд голубых глаз сказал больше, чем тысяча тщательно подобранных слов.
Вспомнил, как ехал рядом с мистером Родсом в его карете к Букингемскому дворцу, как они ужинали с королевой и как, дожидаясь их, почтовый корабль, свято придерживающийся расписания, на целые сутки задержался с отплытием.
Сегодняшнее утро добавило в копилку Джордана еще одно воспоминание: он прочитал вслух телеграмму от королевы Виктории «нашему горячо любимому Сесилу Джону Родсу» о назначении его тайным советником ее величества.
Джордан очнулся от грез.
Уже за полночь в столовой мистер Родс внезапно и, как всегда, довольно бесцеремонно прервал ужин:
– Ну что же, господа, желаю вам всем спокойной ночи.
Джордан торопливо встал из-за письменного стола и выскользнул в коридор для прислуги.
Приоткрыв дверь в конце коридора, он тревожно наблюдал, как тяжелая, умилительно неповоротливая фигура карабкается по лестнице. Гости отдали должное отменному вину, однако походка мистера Родса оставалась достаточно устойчивой. На верхней площадке широкой мраморной лестницы он все-таки споткнулся, но не упал, и Джордан вздохнул с облегчением.
Когда слуги ушли, он запер винный погреб и кладовые. На серебряном подносе, оставленном на его столе, стоял бокал портвейна и лежали два хлебца, густо намазанные белужьей икрой. Джордан с подносом в руках пошел по безмолвному дому. В огромной передней с высокими потолками на массивном резном столе из тика горела свеча.
Будто священник, приближающийся к алтарю, Джордан медленно прошел по черно-белой мозаике плит мраморного пола, почтительно поставил серебряный поднос на стол и поднял взгляд на статую, стоящую в полутемной нише высоко под потолком. Его губы беззвучно двигались – он взывал к богине.
Плясал огонек свечи, огромный дом спал. Богиня с головой сокола пристально смотрела безжалостными слепыми глазами на север, за тысячу миль и дальше, туда, где лежала древняя земля, теперь благословленная или проклятая новым именем – Родезия.
