Николай Великанов - Красный сотник
— Судить будем. По-революционному, — сухо сказал он.
В станичном правлении Харламина не было. Не нашли его и дома. Субботов и Хмарин взяли нескольких его подручных, в основном зажиточных стариков, чьи сыновья добровольно ушли служить к Семенову. А Харламин как в воду канул.
Мало-помалу на улице стали появляться марьевцы. Они стекались к центру станицы — правлению, где стихийно затевался народный сход.
— Пантелеймона кривоглазого подавайте! — требовал сход.
— Пущай ответ держит за надругание над казаками.
К правлению прискакал Хмарин.
— Нашли атамана. В курятник забился, стервец, — сообщил он Тулагину. — И пленников у него нашли. В амбаре под замком. Есть и наши, полковые...
Сход загудел зловеще.
— Вздернуть Иуду!..
— Кровь за кровь...
Одна иссохшая старуха протиснулась поперед других, заголосила:
— За што деда запороли? Пантюхе-ироду не угодил...
Одноногий казак-фронтовик грозил в сторону Тимофея посохом-палкой.
— Не повесишь кривоглазого, сами повесим!
Красногвардейцы и освобожденные из харламинского амбара пленные пригнали растрепанного, перемазанного куриным пометом атамана. Разъяренные марьевцы отхлынули от Тулагина, кинулись к Пантелеймону, намереваясь тут же произвести над ним расправу.
Тимофей побагровел, закричал зычно:
— Не трогать! По справедливости будем судить. Называйте выборных.
Окруженный бойцами, атаман упал на колени перед Тимофеем:
— Я ни при чем, господин... товарищ, ваше благородие. Я под силой... Меня заставили... Был приказ есаула Кормилова...
Разбирательство дела выборные судьи вершили принародно, прямо на крыльце станичного правления. В свидетельских показаниях недостатка не было.
— Никакой есаул в станицу не приезжал. Карателями командовал поручик. А арестовывали людей по указке Харламина, — рассказывали одни.
— Пантелеймон выдал семеновцам Бузгина, как лазутчика Лазо, хотя какой он лазутчик. Епифанцева самолично арестовал за сочувствие большевикам. Деда Викулина послал под розги за то, что когда-то оскорбил Пантюху...
Выборные единодушно вынесли приговор атаману — смерть. Приводили его в исполнение марьевские добровольцы. Атамана расстреляли за станицей в яру у Лысой сопки.
Пособников Харламина пощадили. У них было изъято оружие и конфискованы строевые лошади в пользу красногвардейского отряда.
* * *Как рассказали Тулагину жители станицы, революционный полк и отряд Кашарова заходил сюда недели полторы назад. Провели большущее собрание, долго митинговали, а потом красногвардейцы стали разъезжаться кто куда. Такое указание поступило сверху, вроде от самого Лазо. Впрочем, обо всем подробно может сообщить Катанаев: у него важное поручение имеется к командиру сотни от полкового начальства.
Вскоре марьевский казак Авдей Катанаев, бывший боец третьей сотни кавалерийского полка, предстал перед Тулагиным. Он передал Тимофею, что Военно-революционный штаб принял решение ввиду сложившейся обстановки в дальнейшем вести борьбу с врагами революции партизанскими методами.
Катанаев рассказал про последний бой полка. В ту ночь, когда тулагинская сотня подняла на станции шум, полковая кавалерия атаковала баргутов. Одновременно со своей стороны по семеновцам ударили пехотинцы Кашарова. Им удалось прорвать баргутские цепи и соединиться с полком. В спешном порядке все вместе стали отходить к Марьевской. Белогвардейцы не преследовали. К полудню полк уже был в станице.
Авдей Катанаев остался дома. К нему попросились переждать некоторое время Бузгин и еще двое ребят сослуживцев по сотне. Жизнь в Марьевской шла прежним чередом. И вдруг заявляются семеновцы. По доносу Харламина они стали хватать всех, кто служил у красных и сочувствовал большевикам. Авдею с двумя сослуживцами удалось скрыться в сопках, а Бузгин попал в руки белых.
Катанаев вернулся в станицу незадолго до прихода отряда Тулагина и ужаснулся злодеяниям карателей — убиты Бузгин, Епифанцев, старик Викулин, выпороты многие станичники...
Рассказ Катанаева дополнили трое бывших полковых конников, которые уже после ухода семеновцев были схвачены дружинниками Харламина и брошены в атамановский амбар. Они подтвердили, что карательной акцией руководил некий поручик Калбанский из особого эскадрона есаула Кормилова. А еще Тимофей услышал от них про своих ребят. За несколько дней до появления в Марьевской белоказаков, в станицу забегала небольшая группа во главе с Газимуровым, командиром второго взвода тулагинской сотни.
Выслушав бойцов, Тимофей спросил их о Любушке. Но никто толком ничего не мог сказать о ней. Лишь от Катанаева узнал он, да и то нетвердо, что Настя-сестрица с какой-то женщиной, подругой по санитарному взводу, уехала, кажется, в свое село — не то Голубинка, не то Глубиницы...
«Что же делать дальше? — размышлял Тимофей. — Переход к партизанским методам борьбы с семеновцами многое осложняет. Все самому надо кумекать. Стратегия... Тактика... И с людьми придется непросто, каждому втолковать нужно, что Советская власть не погибла, она продолжает бороться с белой сволочью партизанской войной». Тулагин и сам еще толком не знал, как будет проходить эта партизанская война, но он был глубоко убежден, что тошно будет Семенову в Забайкалье, рабочие и трудовое казачество не позволят недобитой контре долго хозяйничать на своей земле.
— Так что, Софрон, собираем бойцов на митинг? — сказал вопросительно Тулагин Субботову.
— А чего митинговать? Ты командир — отдай приказ: так и так, переходим в партизаны, и баста.
— Нет, Софрон, так нельзя, — возразил Тимофей другу. — У нас теперь должна быть иная политика. Партизанство — дело полюбовное. Тут приказом размахивать не годится. Надо, чтобы казаки по совести своей согласились в партизаны идти.
— Так ведь есть же установка ВРШ: всем — в партизаны, — крутнул смоляной ус Субботов.
— Установка установкой, но недавно я тут вычитал в газетке «Забайкальский рабочий», — Тулагин достал из-за борта френча затертый газетный клочок. — Послушай, что тут сказано, — «Добровольческое движение в пользу революционной борьбы с надвинувшейся контрреволюцией растет с огромной быстротой. Оно является верным путем успешной борьбы с семеновскими насильниками и бандитами»...
— Так газетка-то у тебя никак старая.
— Почему старая? Нынешнего года.
Доводы Тулагина, видимо, все же убедили Софрона.
— Да я-то вообще не против митинга. Давай соберем бойцов.
...Конники выстроились у станичного правления по отделениям.
