Виктор Смирнов - Приключения 1964
— Новый год без штанов встречаешь, а?
Глухо выстрелила пробка, в пол-литровой банке с наклейкой «Свиная тушенка» запенилось, заиграло шампанское.
— Пей, Казанцев! Пора как раз…
Лешка взял банку обеими руками, поднес к губам.
— Тост, тост скажи!
Казанцев долго хмурил черные клочковатые брови, улыбался напряженно.
— Чтоб всем нам хорошо в новом году было…
Лицо Лешки сморщилось. Через силу тянул вино, пил с остановками. Вытер губы ладонью, сказал презрительно:
— Газировка!..
Пилюгин высоко поднял банку, сказал торопливо:
— За тебя, что ли, Лешка, чтоб тебе пусто было!.. Экий ты, право…
Потом пили спирт.
Внутри жгло, как будто проглотил горячую картофелину.
— Вот и встретил ты Новый год под своей елкой, — прораб улыбнулся в сторону окна. Там на иссиня-черном стекле продолжали плясать огоньки.
— Первая в этом доме…
Мы немножко пьяны: и от пережитых событий и от сознания необычности этого праздника.
Я вижу: у Лешки на лице хитрая улыбка, в глазах ласковые искры.
Наклонился к прорабу, заглянул снизу.
— Может, хоть нынче договоримся, Леонидыч?… В праздник-то?…
У прораба нарочно, по-моему, сердитое лицо. Сказал грубовато:
— Что-о, Казанцев? На передний край снова, что ли?
— Ну, Леонидыч…
Я понимаю: сейчас, пользуясь настроением, когда всё становится ближе, когда стираются эти самые административные грани, Лешка хочет решить какие-то свои дела.
Прораб усмехнулся. Мудро как-то, чуть свысока.
— Знаешь что, Казанцев… Ну тебя к богу!..
Лешка наклоняется ещё ближе, и в глазах у него такая просьба, что отказать ему, кажется, невозможно, попроси он сейчас хоть полмира.
— Ну разве плохо я у вас работал, Леонидыч?…
Протягивает прорабу ладонь с оттопыренным большим пальцем.
— Ну, вдарим по пяти, Леонидыч, а?
— Рубаха, смотри, сгорит, — бросает Юрка.
Краешек новой рубахи, что была у Лешки под комбинезоном, пожелтел, от него идет уже не пар — дым.
Лешка с Пилюгиным возятся с бельем, перевешивают его на шестке.
Я спрашиваю у прораба:
— Чего это он?
Тот говорит тихо:
— Бульдозерист он, ты же знаешь… В моторах разбирается — не упаси… И слесарь — золотые руки. Но вот заладил одно: там, на самой стройке, настоящая жизнь. Передний край там. А мы, видишь, в поселке. И всё, мол, мимо, мимо… Разве работа — слесарь-сантехник?… В дерьме копаемся…
— Здравствуйте, — говорю я. — А то что дом-то вот этот, восемьдесят квартир, спасли? Что теплотрассу?
Юрка улыбается широко, смотрит мне в глаза:
— Агитируешь?…
…Лешка надевает рубаху. Пилюгин рядом держит комбинезон.
Оделся наконец.
Пилюгин бросает в угол шестик, садится на ящик.
— Ну, по домам теперь, к бабам да детишкам… За насосом один послежу.
Мы выходим из подъезда. Под ноги бросается тугая позёмка. Вверху звезды яркие-яркие, иглятся и, кажется, поскрипывают от мороза. Далеко в центре поселка музыка. Радиола поет про два сольди.
Уходим от дома.
Я кладу руку Лешке на спину, поднимаю ему воротник. Комбинезон у Лешки стоит колом, воротник торчит, как накрахмаленный.
Смотрю в окно, где светятся огоньки в мангале, где остался Пилюгин.
«Будет в этом доме елка… — думаю… — Зайти бы к кому-нибудь под Новый год… Когда завод построим. И сказать: «Люди! А знаете, как справляли здесь первую елку? Давайте выпьем за Лешку, люди!..»
Рафаил Бахтамов
Открытие
— О ходе следствия будете докладывать мне, — сказал прокурор. Возьмите дело.
* * *За проходной плакат. На плакате — самолет, во всю ширину разбросавший стальные руки — крылья. По небесно-голубому красным: «Больше светлых», и три решительных восклицательных знака.
— Светлых нефтепродуктов, — пояснил сопровождающий.
Валерий смотрел на массивные тела резервуаров, на махины колонн и башен, увитых разноцветной перевязью труб. Звучали названия, цифры температур и давлений, крекинг каталитический, термический, специальный.
— Я хотел бы осмотреть установку, где произошел взрыв, — сказал он.
— Пожалуйста… Только зачем же взрыв? Просто авария…
Это не первый. Как угодно: авария, неприятность, происшествие, только не взрыв.
«Объект преступления» — установка высокотемпературного крекинга — по виду не отличалась от других. Такая же махина: металл, кирпич, трубы. «Можно подняться?» — «Конечно. Но установка работает нормально».
Всё-таки он поднялся — взлетел на лифте. Походил по площадке. Но труба заслоняла всё.
Зашли в операторскую. Начальник установки — немолодой человек с седыми лохматыми бровями — назвал себя, показал всё, что требовалось, но в разговор не вмешивался. Отвечал сопровождающий.
— Да, установка управляется отсюда. Сначала следует повернуть левую задвижку, потом правую. Ошибиться трудно — цвет, как видите, разный. Когда покрашены? Верно, краска немного стерлась. Есть схема, абсолютно ясная. Разумеется, висит давно — видите, бумага пожелтела. Если открыть в обратном порядке? Взрыв возможен. Нет, не обязателен. Всё зависит от параметров: концентрации, температуры, давления.
Валерий молчит. Ничего нового. Обо всём этом сказано в заключении. Даже задвижки он видел раньше — на эскизе. И представлял: сначала оператор поворачивает левую. Выжидает, пока температура снизится на сто пятьдесят градусов. Открывает правую. Следит по приборам за повышением температуры. Закрывает обе. И всё. Просто.
Правила Таирова, конечно, знала. И выполняла, надо думать, точно. Кроме одного: вместо левой задвижки, возможно, вначале открыла правую. Температура сразу подскочила, произошел взрыв.
— Двинемся дальше? — вежливо спрашивает сопровождающий.
— А? Нет, нет… Вернемся.
Инженер, кажется, немного разочарован. Чего он, собственно, ждал? Хитроумных вопросов, подвоха? Прощаясь, они смотрят друг на друга и улыбаются: ровесники, вчерашние студенты…
* * *Секретарь директора кивнула Валерию, как старому знакомому.
— Открыть?
— Пожалуйста.
Провела его в комнату (письменный стол с зеленоватым стеклом, чернильница, счеты, на стенах диаграммы: что-то поднимается, что-то падает).
— Располагайтесь, — сказала она. — Сейчас вызову.
Оставшись один, Валерий переставил кресло, двинул поближе стул. Сказал спокойно и твердо:
— Войдите.
У неё было худое, смуглое, тонко очерченное лицо. Но это он увидел потом. Даже глаза — очень большие, очень темные — он умудрился не заметить. Так поразила Валерия её неожиданная веселость.
