Джеймс Кервуд - Филипп Стил
Он еще раньше заметил, в каком кармане держит часовой ключи от тюрьмы. Забрав ключ, он приказал последнему лечь в снег, связал ему ноги и открыл тюремную дверь.
В камере горел свет. Два бледных лица повернулись к нему, когда он вошел. Мужчина лежал на койке, а женщина, по-видимому, только что встала, так как одна ее рука все еще обнимала его плечи, а другая покоилась на его щеке, словно она гладила его до появления Филиппа. Ее дивные расширенные глаза посмотрели на него удивленно и недоверчиво. Он подошел к столу и улыбнулся. Жена Торпа с криком вскочила на ноги.
— Тсс! — шепнул Филипп, указывая на дверь.
Торп тоже встал. Не говоря ни слова, Филипп подошел и протянул ему руку. Еще ничего не понимая, пленник подал ее. Так они стояли в течение секунды, один улыбаясь, а другой застыв от изумления. Вдруг за ними раздался сдавленный крик. Филипп обернулся. Женщина стояла, освещенная лампой, простирая к ним руки. И никогда, даже на озере Бен, Филипп не видел женщины более прекрасной, чем жена Торпа в это мгновение.
Как ни в чем не бывало он подошел к столу, на котором лежали несколько листков бумаги, перо и чернила.
— Ваша жена, возможно, еще не рассказала вам, что произошло сегодня ночью. Но она расскажет о том, и очень скоро. А теперь — слушайте.
Он достал из внутреннего кармана записную книжку и начал писать.
— Меня зовут Стил, Филипп Стил из Северо-Западной конной стражи. В Чикаго у меня есть отец, Филипп Эдвард Стил. Отправляйтесь к нему со всей скоростью, на которую способна собачья упряжка и поезд, и передайте ему эту записку. Я пишу в ней, что ваша фамилия Джонсон и что ради меня он должен помочь вам стать на ноги и устроить человеческую жизнь вам и самой благородной маленькой женщине, которую я когда-либо встречал. Вы меня поняли, Торп?
Он поднял глаза. Жена Торпа стояла рядом со своим мужем, обняв его и глядя в его лицо. Филиппу казалось, что они только что сыграли финал драмы, которую он видел год назад.
— Вы должны сделать мне одно одолжение, Торп, — продолжал он. — Я только Филипп Стил из Северо-Западной конной стражи, но у меня есть кое-какие деньги, так что вы не думайте, что я обездоливаю себя, отдавая вам вот эту небольшую наличность. Когда-нибудь вы мне отдадите, если вам захочется. А теперь живо одевайтесь. Ваши друзья, те, что привезли меня из Ле-Па, наверно, находятся где-нибудь неподалеку с санями. Завтра мне, конечно, придется пуститься за вами в погоню. Но если вы поторопитесь, то, мне кажется, едва ли удастся поймать вас.
Он встал и взял шляпу, оставив на столе деньги и записку. Женщина потянулась к нему, мужчина, все еще оглушенный и растерянный, сделал несколько шагов вслед за ним. Он увидел, как женщина простерла к нему руки и посмотрела на него взглядом, который врезался ему в память на всю жизнь.
В следующее мгновение он открыл дверь и исчез.
Глава VIII. ЕЩЕ ОДНО ПИСЬМО ФИЛИППА
Сидя подле связанного часового, Филипп видел, как Торп и его жена через минуту вышли из тюрьмы и исчезли во мраке. Тогда он втащил в тюрьму часового, запер дверь и, оставив ключ в замочной скважине, вернулся в хижину Ходжеса, чтобы переодеться.
И только когда он вновь склонился над недвижным трупом, ему стала ясна вся чудовищность его поступка. Но он не испугался и не испытал раскаяния в содеянном. Он потушил свет, спокойно набил свою трубку, начал разбираться в том, что произошло, деталь за деталью. В сущности, он поступил так, как подсказывала совесть. Ходжес получил воздаяние по заслугам, а он сам, Стил, спас двоих людей.
Он не мог, однако, не понимать, что Мак-Грегор никак не предвидел подобной трагедии, и что в глазах закона он был виновен в активном содействии бегству двух лиц, которым в случае поимки грозила страшная кара. Но они не будут пойманы! Он мрачно усмехнулся в темноте. Ни один житель Вескуско не может объяснить происшедшее. Он был уверен, что часовой не узнал его и принял таинственного освободителя за одного из друзей Торпа. А Мак-Грегор…
Филипп опять усмехнулся, подумав о том, какие уничтожающие для инспектора документы находятся в его руках. Их огласка повлечет за собой немедленное увольнение Мак-Грегора, если не более суровую репрессию. Он без утайки расскажет инспектору все, что произошло в хижине.
Так он сидел в темноте над трупом, и мысли его вновь обратились к черепу мсье Жаннета, Беку Номи, прелестной женщине с озера Бен. И когда он подумал о миссис Беккер и ее флирте с Номи, вновь он вспомнил ее лицо, и вновь его захлестнула волна сладостной истомы, как тогда у походного костра. «Если бы она улыбнулась мне, а не Беку Номи, — спрашивал он себя, — обвинил бы я ее так же строго?»И как бы в ответ на этот вопрос перед ним возникло бледное, напряженное лицо полковника, и он хрипло рассмеялся.
Еще несколько часов пробыл Филипп в хижине Ходжеса. А на заре он прокрался в лес и вернулся в лагерь, заявив, что ночь он провел в Ле-Па. Только через час обнаружилось, что Ходжес убит, часовой связан, а Торп и его жена скрылись. Филипп немедленно провел дознание и с авторитетным видом заявил, что Торп, вероятнее всего, бежал на Север. В полдень он отправился в погоню.
В двенадцати милях к северу от Вескуско он повернул под прямым углом на запад, проехал пятнадцать миль и вновь повернул — на этот раз к югу. Только через три дня он появился в Ле-Па, где узнал, что следы Торпа и его жены затерялись окончательно. Два дня спустя он вошел в канцелярию Мак-Грегора. Инспектор рванулся к нему со стула.
— Вы привезли их, Стил? — крикнул он. — Вы привезли их после убийства Ходжеса?
Филипп протянул ему измятый клочок бумаги.
— Вот вам последние инструкции, сэр, — ответил он спокойно. — Я выполнил их абсолютно точно.
Мак-Грегор прочел бумажку, и лицо его покрылось мертвенной бледностью.
— Господи! — прохрипел он.
Он шатаясь вернулся к креслу, упал в него и закрыл лицо руками. Плечи его содрогнулись, словно он плакал. Прошло несколько минут, прежде чем он отнял руки от лица, и в эти минуты Филипп, низко наклонившись к нему, рассказал все, что случилось в хижине в Вескуско. Он не сказал только, что именно он обезоружил часового и освободил Торпа и его жену.
Наконец Мак-Грегор поднял голову.
— Филипп, — сказал он, сжимая руку молодого человека обеими руками, — когда она была еще крохотной девочкой, а я здоровенным девятнадцатилетним верзилой, я любил ее, она единственная женщина, которую я когда-либо любил. Понимаете? Я почти гожусь ей в отцы. Она никогда не была предназначена мне. Но такие вещи случаются иногда. И когда она пришла ко мне с мольбой о пощаде, я чуть было не сдался. Потому-то я и избрал вас, предостерегал…
