Уилбур Смит - Время умирать
— Сидеть всю ночь! — Несмотря на его приказ соблюдать полную тишину, Клодия сейчас была так удивлена перспективой провести всю ночь в скрадке, что жалобно запротестовала.
— Вы же обещали терпеть все невзгоды, — улыбнулся Шон, заметив тревогу в ее голосе.
— Но ведь… разве Джоб не должен пригнать машину? — В голосе ее сквозило отчаяние.
— Нет, пока не услышит выстрел.
Она в полном отчаянии скрючилась в кресле. Ночь была бесконечной и холодной, а со стоячего зеленого пруда у сухого русла налетели москиты и принялись кружиться вокруг них, совершенно не обращая внимания на репеллент, которым Клодия намазала открытые участки кожи.
За рекой лев время от времени возобновлял пиршество, а потом вновь укладывался отдыхать.
Вскоре после полуночи он вдруг принялся реветь, издавая оглушительные звуки, выведшие Клодию из неудобной дремоты и заставившие ее сердце испуганно забиться в груди. Ужасающий звук наконец перешел в серию все более и более тихих горловых рыков и затих.
— С чего это он? — едва слышно спросила Клодия.
— Чтобы весь мир знал, кто здесь хозяин.
Потом, повизгивая и завывая, как целая стая призраков, пришли гиены и от возбуждения, вызванного запахом мяса, принялись что-то неразборчиво бормотать. Но лев отогнал их, внезапно накинувшись на непрошеных гостей из густой травы, громко рыча и ревя. Правда, стоило ему отойти и возобновить прерванную трапезу, как они снова оказались тут как тут и принялись подвывать и хохотать, неустанно кружа вокруг дерева с приманкой.
Примерно за час до рассвета Клодия, сидя в кресле, наконец забылась тревожным сном, свесив голову под неудобным углом. Внезапно она проснулась и поняла, что уже рассвело настолько, что можно различить звенья цепи, на которой подвешена туша.
В лесу по соседству пара птиц-носорогов — гротескно выглядящих птиц с черным оперением размером с дикую индюшку и с точно такими же лысыми красными головами — хором приветствовали рассвет, исполняя ритуальный танец. Сидящий рядом с ней Рикардо потягивался и зевал. Шон поднялся, отчего весь машан закачался.
— Что случилось? — пробормотала Клодия. — Где лев?
— Убрался восвояси, — ответил ей отец. — Задолго до рассвета.
— И все-таки, Капо, ты возьмешь этого льва только с подсветкой. Или если тебе просто невероятно повезет.
— Так ведь я и вообще счастливчик, — улыбнулся Рикардо, и тут они услышали далекий рокот «тойоты». Это приближался Джоб, чтобы забрать их.
Весь этот день они провели в лагере, досыпая то, что не удалось доспать ночью, но, когда они с вечера снова засели в своем укрытии, чтобы подкарауливать его, лев так и не появился. На следующую ночь он также не пришел к приманке, и сафари на время застопорилось. Шон и его команда упорно, хотя и бесплодно, пытались найти льва. От скаутов, которых Шон послал следить за переправляющимися слонами на реке Чивеве — северной границе концессии Шона, — пока никаких известий не поступало. Рикардо Монтерро в свою очередь не был заинтересован в охоте на более мелкую дичь, такую, как, например, черная лошадиная антилопа куду или антилопа канна. А ведь охота на них сама по себе могла бы составить целое сафари.
На берегах сухого русла постоянно оставались только львицы со своими львятами.
— Прямо какой-то пятизвездочный отель Кортни, — жаловался Шон. — Каждый день самые изысканные блюда.
Прайд так привык к их присутствию, что львицы при их появлении удалялись в заросли всего на каких-нибудь сто или около того ярдов, отпустив пару-тройку положенных рыков и с интересом наблюдая, как на дерево подвешивается свежая туша. Они едва скрывали свое нетерпение, дожидаясь, когда же уедет «тойота», и не дожидаясь, когда она полностью скроется из виду, прямиком бросались к дереву, чтобы обследовать последнее подношение.
Однако Фридрих Великий так и не появлялся. Они не могли обнаружить огромных характерных отпечатков его лап ни возле приманки, ни на тропинках, которые Шон обследовал каждый день в радиусе сорока миль вокруг лагеря.
— С чего бы ему вот так взять и исчезнуть? — недоумевал Рикардо.
С того, что он — кот, а кто же знает, что думает кот?
* * *
После того краткого, но страстного эпизода в скрадке отношения между Шоном и Клодией как-то неуловимо изменились. Их перепалки стали куда горячее и жестче, внешние проявления взаимной неприязни гораздо заметнее, а их попытки доставить друг другу как можно больше неприятностей — гораздо более изобретательными.
Когда она называла его расистом, он с улыбкой парировал:
— У вас в Америке просто шарахаются от этого слова, поскольку оно считается самым тяжелым оскорблением, которое может положить конец политической карьере, погубить бизнес или сделать человека изгоем общества. Вы все ужасно боитесь его, а черные знают это и вовсю эксплуатируют вашу слабость. Даже самый крутой бизнесмен или политик, если вы его так назовете, тут же, как щенок, задерет лапки кверху и жалобно заскулит. — Снова радостная улыбка. — Но здесь у нас не Америка, крошка, и мы этого слова не боимся. Здесь расизм означает то же, что и племенной строй, и все мы тут его воинствующие сторонники, в особенности черные. Если хотите испытать на себе, что такое истинный племенной строй или расизм, советую хоть немного пожить в одном из недавно освободившихся африканских государств. Там, если назвать любого средней руки черного политика расистом, он воспримет это как комплимент — все равно что вы назвали бы его патриотом.
Ее уязвленные возражения всегда были для него достойной наградой за труды, поэтому он постоянно искал, как бы еще ее достать.
— А вы знаете, что я — южноафриканец? — как-то спросил он. Клодия явно была удивлена.
— А я всегда считала, что вы англичанин.
Он отрицательно покачал головой и расплылся в одной из приводящих ее в ярость издевательских улыбок.
— И вы небось поддерживаете санкции вашего правительства против моей страны?
— Разумеется, как и все порядочные люди.
— Пусть даже их прямым следствием является голод для миллиона черных? — И, не дожидаясь ее ответа, продолжал: — А убытки американской экономики от сокращения инвестиций из моей страны? Вы и за это тоже?
— В свое время, учась в университете, я участвовала в демонстрациях в поддержку санкций, — гордо отозвалась она. — Не пропустила ни одной демонстрации, ни одной акции протеста.
— Значит, согласно вашему плану, чтобы обратить страну в вашу веру, нужно отозвать всех миссионеров и сжечь собор. Неплохо, неплохо.
— Вы все переворачиваете с ног на голову.
— Нам следует благодарить вас за успех ваших усилий? Вы заставили собственных граждан продать нам обратно все их акции наших предприятий по пять центов за доллар. За одну ночь вы создали в Южной Африке двести мультимиллионеров, и все они были белыми. Так что примите наши искренние поздравления, крошка.
