Николай Коротеев - Искатель. 1974. Выпуск №3
— Ну спустили они бронетранспортер с кручи на тросе. Вот все.
— Яркая речь, — сказал Жихарев.
— Только круча была высотой двадцать метров. Угол наклона не шестьдесят, как здесь, а под сорок, — добавил Трофим.
— То-то и оно… — вздохнул Аким.
После захода солнца огонь костра стал особенно ярок. Густые тени на задумчивых лицах парней, сидевших в кружок, будто гримасничали. Лиственничные поленья подобно березовым хорошо горели и сырые, а на торцах внятно шипела и паровала влага.
— Чего вы набросились на Лазарева? Осмеяли, не выслушали, — взорвался вдруг Сашка.
— Да, — проворчал бывший подводник, а ныне тракторист Филя, — телеграмму капитану Чекрыгину можно не посылать. Не тот случай.
— Почему же не «тот»? — взвился Попов. — У нас есть два конца троса по пятьдесят метров. Трос выдерживает до пятнадцати тонн. Так? Так. Бульдозер весит одиннадцать восемьсот. Этими тросами мы вытягивали машины из топи. При спуске с кручи бульдозер не будет весить больше. Инерции никакой. В чем же дело? Чем плохо предложение Лазарева? Ты ведь это предлагал?
— Да. Я вот еще что хотел… Чтоб притормаживать машину на спуске, несколько елок к тросу привязать, сучьями вперед. Чтоб подстраховаться.
— Отвал можно опустить в крайнем случае, — серьезно заметил тракторист.
— Ни в коем случае! — воскликнул Лазарев. — Уклон очень крутой. Перевернуться может бульдозер.
— Э-э-э… — протянул Попов. — Про технику безопасности забыли. В инструкции что сказано? На крутых спусках машину надо подавать задом. Отвал противовесом будет, а понадобится — и якорем.
— Якорем! Действительно якорем! — обрадовался бывший моряк.
Ребята смотрели на Жихарева, ожидая, что скажет Аким, а тот был очень доволен своими парнями, но старался не перехвалить. Он покуривал неторопливо, и широкоскулое лицо его оставалось немо.
Трофим не вытерпел:
— Никакого риску, дядя Аким. А Сашка просто молодец. Как это никто из нас не вспомнил про инструкцию?
Жихарев покосился на него и бросил окурок в костер.
— Никакого? А то, что ты можешь на попа встать да шмякнуться кабиной о камни? Ни тебя, ни машины.
— По-моему, это исключено. Елки, которые будут привязаны к тросу, достаточно тяжелы, чтобы создать противовес.
— А что мы знаем о склоне, скрытом под снегом?
Сашка рукой махнул:
— Разведать можно. Спустимся, обследуем трассу…
— Ничего себе «трасса»… — вздохнул Филя. — Пока всю технику, таким манером спустим, обязательно какую-нибудь машину разобьем.
— Зачем же все машины спускать? — пожал плечами Лазарев. — Я об одном бульдозере говорил. Об одно-ом!
— А если поломка? — не унимался тракторист. — Нас рядом не будет.
Трофим сказал твердо:
— За свой я ручаюсь. А если что, отремонтируем.
— Это тебе еще бульдозер на запчасти оставлять?
Вспыхнул спор. Основным возражением было: сможет ли один бульдозер расчистить просеку площадью в пятнадцать квадратных километров за месяц, за то время, пока колонна обходным путем выйдет на кручу противоположного берега? Это казалось совершенно нереальным.
— Делать в день пятьдесят на пятьдесят просеки?! Одним бульдозером?
— Взбеситься надо!
— Почему за день? — спросил Лазарев. — И почему одному?
— Прежде чем спорить, посмотри под кручу! Там тебе не редкостойная лиственничная, как здесь, наверху. В долине лес. Деревья чуть не в обхват попадаются, — горячились трактористы.
— Тралевать можно, — вступился Сашка.
Лазарев поднял руку:
— Обождите, Давайте об одном. Почему, я спрашиваю, за день, за светлое время? И почему одному? Вон техника сутками стоит и пыхтит не переставая. Если вдвоем с напарником работать по шесть часов, то почему же за сутки не сделать пятьдесят на пятьдесят? А?
Попов спросил:
— Платить как будут?
Третий бульдозерист, косматобровый мужик с сивой от седины бородой, сказал:
— По мне, хоть золотом, а такой работы не надо. План есть, вот по плану и пусть все идет. Чего выдрючиваться? Хребет ломать? Ни к чему. Начальство знало, что делало. Если запланирован обход — обойди. И дело с концом. Прыгать на бульдозере с кручи, а потом ишачить, словно верблюд двугорбый? Блажь это!
Однако двое лесорубов запротестовали:
— Хороша «блажь»!
— Нам больше месяца сидеть без выработки? А в долине дела полно!
— Мы в долине за месяц полторы тысячи кубов на двоих навалим. Поди, плохо!
Сашка Попов поднялся на ноги, вроде бы собираясь пойти спать, и сказал:
— Без хозяина решаем… Что скажет начальник колонны, то и будет. Раскудахтались, будто новгородцы на вече. Можно подумать — Трофиму осталось сесть в кабину бульдозера и начать гонки по вертикальной стене. Цирк!
Аким задрал голову, чтоб получше видеть Сашкино лицо.
— Сам-то ты как думаешь?
— А чего мне думать? Кто предложил, тот пусть и прыгает.
— Я считаю иначе, — прикуривая новую папиросу от прутика, сказал Жихарев. — Плохо, когда предложение готов осуществить только тот, кто его подал. Прямо говорю, этот человек из-за ложно понятой чести: «докажу во что бы то ни стало», из-за тщеславия, мол, «как же так — предложил, а не сделал», и еще по сотне причин — этот человек, пожалуй, меньше других годится для дела. Судить здраво, критически, учитывать неожиданные вводные, как в армии говорят, человек этот не может. Очень часто при подобных обстоятельствах люди идут на неоправданный, дурацкий риск. Задуманное губят и себя угробить запросто могут… Так что ж ты думаешь о деле, Попов? Ты ведь тоже защищал предложение Лазарева.
— Я что… Я ничего.
Лазарев слушал Акима, опустив голову, и молчал, крепко сцепив руки на коленях.
— Невесело говоришь, Попов.
— Не шоколадом угощаете… — буркнул Сашка. — Одно — обсуждать, другое — осуществлять.
— Я не приглашал. Сам напросился.
— Когда? Не припомню.
— Полтора года назад писал мне один солдат, мол, хочу таежную романтику на зубок попробовать.
Не поднимая головы, Трофим сказал громко, может быть, громче, чем следовало бы:
— Два солдата вам писали. Но я не могу управлять бульдозером. «Копыто» подвернул. — И он с трудом вытащил ногу из валенка и развернул портянку. Голеностопный сустав опух и отек.
Жихарев сказал:
— Дней десять ты не работник.
— Выходит, ты знал, Трофим, что мне на бульдозере прыгать придется?.. — резко обернулся к другу Сашка.
— Вот что, Попов, — резким, гортанным голосом выговорил Жихарев, — Извинись-ка перед своим другом…
