Густав Эмар - Медвежонок Железная Голова
Вдали виднелась темная и величественная масса самого густого леса в Артибоните, над которым выступала остроконечная вершина невысокой горы Куридас.
Равнина пробуждалась, и все таинственные ее обитатели по-своему приветствовали возвращение света.
Отвратительные пипы, гады из семейства жаб, с бычьим голосом, мычали у какого-нибудь неизвестного болота, над которым с жужжанием кружились тучи москитов; кампанеро, или птица-колокол, повторял свою однообразную и пронзительную нотку через равномерные промежутки; обезьяны визжали наперебой, свиньи пекари глухо хрюкали в колючем кустарнике, и исполинские грифы, широко распустив свои большие крылья, описывали громадные круги в воздухе, испуская отрывистые, пронзительные крики, к которым примешивалось мяуканье диких кошек и веселое пение тысяч птиц всех родов и цветов, зябко нахохлившихся в густой листве.
Путешественники шли довольно быстро, отчасти чтобы согреться — на Санто-Доминго утро бывает крайне холодным — отчасти чтобы вернуть время, потерянное на приготовления к дороге.
По выходе из города никто не проронил ни слова.
Флибустьеры курили коротенькие трубочки, испанцы же, вероятно, размышляли о счастливом и неожиданном событии, которое возвратило им свободу, когда перед ними была открыта одна печальная перспектива вечного рабства.
Однако, когда мрак совсем рассеялся и на смену ему пришел ослепительный тропический свет, перед которым самый прекрасный день нашей старой Европы кажется серым и туманным, путешественники стали понемногу оживляться, и в разных группах, из которых состоял караван, уже успели переброситься несколькими словами.
Медвежонок Железная Голова, обычно такой хладнокровный и сдержанный, казался чем-то озабоченным, даже взволнованным; он то и дело оглядывался назад или по сторонам, на вопросы товарища отвечал невпопад, иногда вдруг останавливался без видимой причины и с досадой снова пускался вперед.
— Что это сегодня на тебя нашло? — вскричал наконец Тихий Ветерок. — Четыре раза я повторяю один и тот же вопрос, а ты не удостаиваешь меня ответа. Хороший же ты после этого собеседник!
— Я не слышал, — ответил Медвежонок тоном человека, который внезапно проснулся.
— Это дело другое; стало быть, ты оглох.
— Оглох?
— Разумеется, раз ты не слышишь. Берегись, дружище, — прибавил Тихий Ветерок, наклоняясь к уху капитана, — если так пойдет и дальше, я поневоле приду к заключению, что Лоран был прав.
— С какой стати приплетаешь ты Лорана? — возразил Медвежонок, невольно вздрогнув.
— Еще бы! Разве он не говорил, что ты вдруг воспылал участием к испанским пленникам из-за прекрасных черных глаз одной из сеньорит, если не обеих?
— Да я еще и лиц-то их не видел.
— Тем более, приятель.
— Ты бредишь!
— Разумеется, я брежу, а ты в полном рассудке; это дело решенное. Однако, как я ни брежу, будь я на твоем месте, не упустил бы случая, которого, пожалуй, более не представится; я подошел бы к дамам и отважно вступил с ними в разговор.
— Что же я выиграю этим?
— Удовольствие услышать нежный и мелодичный голос, который будет ласкать твой слух; разве этого мало?
— Но о чем же мне говорить?
— Вот тебе на! Нашел трудность! Говори с ними обо всем на свете, о дне и ночи, о погоде, настоящей и будущей.
— Премилый предмет для беседы, в особенности занимательный, — возразил капитан, презрительно пожав плечами.
— Занимательнее, чем ты полагаешь; сейчас докажу тебе это.
— Ты?
— Ив одну секунду; вот, смотри.
Тихий Ветерок остановился, поджидая, чтобы дамы поравнялись с ним.
— Извините, сеньорита, — вежливо обратился он к той, которая ехала ближе к нему, — кажется, у вашей лошади ослабла подпруга, позвольте мне осмотреть ее.
— Извольте, сеньор, — ответила дама.
Тихий Ветерок с самым серьезным видом осмотрел подпругу.
— Я ошибся, — сказал он через минуту, — все в порядке.
— Благодарю за внимание, сеньор.
— Не позволите ли вы задать вам один вопрос? — едва слышным голосом обратилась к нему другая дама.
— Весь к вашим услугам, сеньорита, так же как и мой друг, — с почтительным поклоном отвечал Тихий Ветерок, указывая на Медвежонка, который шел рядом с ним и, чувствуя, что стал предметом внимания дам, не знал, куда себя девать.
— Долго мы еще будем путешествовать таким образом? — спросила дама.
— Я не могу ответить вам определенно, сеньорита, по той простой причине, что сам не знаю.
— Однако вы же должны знать, куда ведете нас? — настаивала незнакомка.
— Приблизительно.
— Как это приблизительно? — испанка разразилась свежим и мелодичным смехом.
— Берегись, Лилия, ты задаешь нескромные вопросы, — остановила ее спутница.
— Я? Чем же мой вопрос нескромен, любезная Эльмина?
— Ты должна бы понять, что эти господа, вероятно, имеют важные причины отвечать тебе таким образом.
— Вы напрасно так думаете, сеньорита, — вдруг вмешался в их разговор капитан, — смею вас уверить, что слова моего друга — чистейшая правда.
— Я верю вам, — с глубоким чувством ответила донья Эльмина, — вы обошлись с нами так благородно и великодушно, что мы ни одной минуты не позволим себе сомневаться в вашей правдивости.
— Позвольте, сеньорита, я объясню вам в двух словах то, что может казаться загадочным. Вам, вероятно, известно, что мы пребываем в постоянной войне с вашими соотечественниками?
— Да, я знаю, — ответила донья Эльмина слегка изменившимся голосом.
— Итак, нам необходимо соблюдать величайшую осторожность, приближаясь к испанской границе, если мы не хотим угодить в засаду.
— Однако с нами, — перебила его с живостью донья Лилия, — опасности этой не существует. Если бы напали на нас…
— Молчи, Лилия, ради Бога! — вскричала с испугом донья Эльмина и даже схватила спутницу за руку.
— Мы — моряки, как вы можете убедиться, — продолжал, улыбаясь, капитан, — стало быть, очень мало знакомы с местами, где теперь находимся. Поэтому мы разыскиваем приятеля-буканьера, который охотится где-то поблизости и наверняка поможет нам изыскать средство беспрепятственно достигнуть какого-нибудь города или испанского местечка. Вот и вся тайна, сеньорита.
— Благодарю вас, кабальеро; действительно, все очень просто, и я сознаюсь, что ваш друг не мог ответить иначе.
Испанцы между тем мало-помалу подошли ближе и слушали этот разговор с видом отчасти недовольным, точно непомерная кастильская спесь не могла вынести, чтобы испанки унизились до разговора с ворами-флибустьерами, хотя эти воры и оказали им громаднейшую услугу.