Богомил Райнов - Искатель. 1971. Выпуск №4
— Когда?
— Когда? — Вера подняла глаза кверху, словно подсчитывая мысленно дни. — Да так с месяц назад.
— И больше не появлялся?
— Ни разу. Я даже спросила Мими, куда девался ее кавалер. Та только плечами пожала.
— Танев тоже не появлялся?
— Нет.
— Может, он приходил, когда вы были на работе?
— Возможно. Но не думаю…
— Почему?
— Потому что, если бы он приходил, я бы это почувствовала. У меня очень тонкое обоняние, а он всегда выливает на себя какой-то отвратительный одеколон, что-то среднее между сиренью и йодной настойкой. Войдет в комнату, а после целый день проветривать надо.
— А что, если он временно перестал душиться?
— Нет, это невозможно. Танев человек устоявшихся привычек.
— Эге, да вы его хорошо знаете! Но продолжайте.
— Я сказала вам почти все, что знаю.
— Речь шла о том, что Медаров боится Танева… — напомнил я.
— Ах да. Я немножко отвлеклась. Я еще хотела узнать у Медарова что-нибудь о «Комете» и об аферах Танева с нацистами. Но тот молчал. Только однажды, когда Мими вышла на кухню, старик не выдержал и сказал мне: «Ваш дядя — опасный человек… Очень опасный… Имейте это в виду».
— По какому поводу он говорил это?
— Я поинтересовалась, как случилось, что его, Медарова, осудили на тридцать лет, а Танев выкрутился. Старик, как всегда, уклонился от ответа. «Вы, наверное, взяли на себя его вину, — говорю, — а я бы на вашем месте не стала его покрывать». Тогда Медаров наклонился ко мне близко-близко, как сейчас помню, и прошептал: «Ваш дядя — опасный человек».
— Гм… А что вы подумали при этом?
— Я не знала, что и подумать, — пожала плечами Вера. — Со мной Танев играл роль кавалера и любезного хозяина. Чересчур галантный и вечно надушенный пожилой мужчина, который то и дело предлагает вам коньяк и старые анекдоты… И все-таки я не могла отделаться от ощущения, что этот самый Танев не моргнув глазом убил бы человека, если бы это принесло ему пользу.
— А на что, собственно говоря, он жил?
— Я и сама не раз задавала себе этот вопрос… Когда-то во время процесса его имущество конфисковали. Потом, после смерти своего отца, Танев унаследовал его квартиру и небольшую дачу в предместье. Поговаривали, будто старик оставил ему кое-что «про черный день». Но правда ли это и сколько, об этом знает только Танев.
— Я слышал, у Танева есть машина.
— Да. На ней он и уехал. Есть машина, тратит кругленькие суммочки на «посетительниц»…
— Наверное, и на Мими…
— Этого я не знаю. Обратитесь к ней. Она человек разговорчивый, общительный, от нее сами узнаете то, что вас интересует.
— Хорошо, — кивнул я. — Раз она человек общительный, мы быстро найдем общий язык.
Вера испытующе взглянула на меня.
— Что, хотите угадать, сколько мне лет? — спросил я.
Она рассмеялась.
— Для нас, — говорю я, — самыми тяжелыми пациентами являются два типа людей: одних спрашиваешь, как они провели вчерашний день, а они начинают с воспоминаний детства. А из других клещами слова не вытянешь.
— В профессии врача то же самое, — заметила Вера. — Поэтому-то я и выбрала детей.
— Хороший выбор, — признал я. — К сожалению, с детьми мне встречаться приходится редко.
— А детская преступность?..
— Это не по моей части. Я расследую убийства.
Вера бросила на меня быстрый взгляд.
— Значит…
— Да нет, — говорю, — ничего не значит. И вообще, думайте больше о своих делах, а мои оставьте мне. И не проговоритесь никому, что я был здесь.
— Не беспокойтесь. Ко мне почти никто не приходит.
— Я вам доверяю, — кивнул я, поднимаясь с табуретки. Взглянув на громадный букет хризантем, я сказал: — Какие свежие цветы!.. Будто только что срезаны. Вы сами себе покупаете цветы или… вам их дарят?
— Э-э-э, инспектор… — предостерегающе протянула Вера.
— Простите, профессиональный дефект. Привык задавать вопросы, и иногда инерция заводит тебя дальше дозволенного. А эта ваша Сусанна, то есть Мими, дома?
— Вряд ли, — сказала Вера. — Ее присутствие всегда озвучено музыкально. Если не слышно радиолы, значит еще не вернулась.
— Как вы считаете, — спросил я, — не подождать ли мне ее?
— Боже мой, с некоторых пор каждый, кто сюда приходит, хочет кого-то подождать! Ждите, если охота. Только не думаю, что вам повезет. Теперь она «живет»!
— А мы что? Агонизируем?
— Мы существуем, а она живет: ходит по ресторанам, танцует, следит за новинками эстрады, бывает в барах, берет от жизни все!
— Ага! Ну, в таком случае… — Я не закончил фразы, ибо в этот момент хлопнула входная дверь и вскоре послышался мелодичный женский голос. Женщина негромко напевала модный мотивчик.
— Пришла Сусанна, — сказала Вера.
— Тогда следует поторопиться, чтобы она не дематериализовалась, — пробормотал я, беря шляпу.
— Вы даже чаю не выпили…
— Сейчас выпью. Я, знаете ли, всегда так: жду, пока чай остынет, а потом — одним махом!
Продемонстрировав свою манеру пить чай, я вышел в холл.
Присутствие Сусанны действительно было озвучено музыкально. Звук радиолы доносился из-за занавески, и это, наверное, заинтересовало бы даже вечного скептика Холмса. Я подошел к занавеске, но неожиданно препятствие: не во что постучать.
— Товарищ Петрова! — громко сказал я. В ответ донеслись хриплые вскрики Джонни Холидея. — Товарищ Петрова! — повторяю уже громче.
— Да, я здесь. Что вам угодно? — слышу я из-за спины. Оборачиваюсь. Сусанна стоит рядом, она, наверное, была на кухне — в руке у нее электрическая кофеварка, из которой капает кофе.
— У меня к вам небольшое дельце, — объясняю я.
— Проходите.
Мими вошла первой, я за ней. Мы оказались в отгороженной части холла. Мебель самая разностильная: к хозяйской рухляди Мими, очевидно, добавила и свою. Рядом с диваном на маленьком столике — проигрыватель. Это свидетельствовало об определенной привычке хозяйки.
— Лежим и музыку слушаем, а? — спросил я добродушно.
— Вы бы тоже не отказались, если бы целый день простояли на ногах. Садитесь! — пригласила Мими, приглушая звук радиолы.
Я огляделся, но не заметил, где можно было бы расположиться. Два тяжелых кресла завалены сумками, женским бельем, пластинками и журналами.
— Один момент, сейчас я вам освобожу место, — пробормотала Мими, стараясь через тройник включить одновременно радиолу, электрокамин и кофеварку.
— Вы, я вижу, мастер по электроприборам, — сказал я.
— Как же, мастер! Будь я мастером, поставила бы еще один штепсель, а не ждала, пока наконец принц удосужится сделать это.