Николай Агаянц - Поединок. Выпуск 2
Радиостанция аргентинского города Мендосы передавала сводку новостей. Диктор монотонно перечислял страны, где проходят митинги и демонстрации протеста против государственного переворота в Чили. Сообщил о гибели Сальвадора Альенде. Потом зачитал телеграмму корреспондента Франс Пресс из Вашингтона.
— Ну вот и все. Можем ехать. — Глория вышла не одна. За ней, сутулясь под тяжестью дешевого фибрового чемодана, прихрамывал низкорослый худосочный мужчина лет пятидесяти. Типичный «рото» — простолюдин. Бережно уложив свой груз на запаску, подле баула, он вернулся к дому, выровнял линялую рекламу. И, обращаясь к Глории,сказал:
— Больше этой явкой пользоваться нельзя. Намертво засвечена. Народ здесь разный — много люмпенов...
— Исидоро поедет со мной, ты не возражаешь, Фрэнк?
— Разумеется. С пропуском, дарованным самим Карвахалем, не страшны никакие кордоны. Даст бог, без приключений доберемся до побережья.
Устроившись на заднем сиденье, Исидоро Итурраран протянул журналисту жилистую руку:
— Привет, товарищ!
— Привет, компаньеро, — ответил О’Тул, улыбнувшись про себя парадоксальности ситуации, в которой неожиданно оказался: «Знал бы Драйвуд, что я помогаю подпольщикам-марксистам и что те доверчиво величают меня товарищем».
У последнего контрольно-пропускного пункта на выезде из Сантьяго произошла заминка. Путь преграждал установленный за ночь шлагбаум. Поодаль хищно щерился пулеметами пятнистый бронетранспортер. Безусый лейтенант — судя по всему, вчерашний кадет — оперся о крыло «тойоты» и ломким баском приказал:
— Всем выйти. Приготовить документы и открыть багажник!
— А что, этого вам недостаточно? — Фрэнк, не трогаясь с места, небрежно постучал пальцем по пропуску на ветровом стекле. Заметил, что его спутники тоже держатся с завидной выдержкой: они вполголоса вели незначащий разговор.
Офицер всмотрелся в гипнотические слова:
«Друг нового порядка. Оказывать всяческое содействие».
— Кем выдан пропуск?
— Патрисио Карвахалем.
— Адмиралом? — растерялся начинающий служака.
— Именно. Если угодно проверить, позвоните ему. Вот номер телефона — на этой его визитной карточке.
Ах, как не хотелось лейтенантику «терять лицо» в присутствии своих солдат, с любопытством выжидавших, чем закончится трудная для их начальника сцена. Насупившись, он с минуту раздумывал. Потом — уже без командирских ноток в голосе — произнес: «Багажничек все-таки откройте, сеньор». Для проформы покопался в бауле. Вытащил из-под пончо блок сигарет. Повертел его в руках.
— Возьмите себе... Берите-берите, капитан! Не стесняйтесь — у меня есть еще.
Разжившийся дефицитным куревом и походя «повышенный в чине» блюститель «нового порядка» таял от удовольствия. Он застегнул молнию на желтой дорожной сумке и торжественно водворил ее в багажник, рядом с чемоданом, к которому так и не прикоснулся. Почтительно откозырял: «Счастливого пути». И гаркнул: «Поднять шлагбаум!»
Когда отъехали достаточно далеко от злополучного КПП, спутники О’Тула заговорили разом — возбужденно и с облегчением:
— Спасибо, любимый! Ты настоящий друг. — Глория поцеловала Фрэнка.
— Ты и впрямь молодчина! — Исидоро крепко хлопнул его по плечу. — Ловко провел сопляка. Сунься он в чемодан, пришлось бы отстреливаться, товарищ...
Обычно забитая транспортом автострада была пустынна. Лишь изредка попадались военные грузовики. Фрэнк вел машину на бешеной скорости — стрелка спидометра держалась на отметке «сто миль». К двум часам дня впереди показались нарядные коттеджи Топокальмы. В богатом курортном поселке, хотя и притихшем, жизнь шла своим чередом. Нигде не было видно ни солдат, ни карабинеров.
Двухэтажный каменный особнячок одиноко стоял на самом краю обрыва, отгородившись густым садом от валунов и скал с узкой тропинкой между ними, сбегавшей к пляжу.
Пока О’Тул возился с замком, Исидоро достал ящик из багажника.
— Отнесем наверх? — Фрэнк протянул руку к чемодану.
— Возьми баул. А чемодан я отнесу сам.
Из воспоминаний О’Тула
БУЭНОС-АЙРЕС, САН-МАРТИН-ДЕ-ЛОС-АНДЕС. МАЙ
Крошечная, будто обезьянья лапка, бледная рука в коричневых старческих пятнах и массивных золотых перстнях деликатно коснулась меня:
— Сеньор, с какой скоростью мы летим?
— Объявили, что пятьсот миль в час.
— Чудесно, это просто чудесно, — затрясла головой моя соседка. Ее пергаментное костистое лицо с выцветшими глазами горделиво венчал пышный голубой парик. Тщедушные плечи укутаны в норковое боа, хотя в самолете совсем не холодно.
— Изволите торопиться? — спросил я.
— Не откажите в любезности, говорите громче. За этим ужасным гулом моторов я ничегошеньки не слышу. — Старушка вплотную придвинула ко мне ухо со слуховым аппаратом, вмонтированным в оправу очков.
— Куда вы так спешите, мадам? — больше из вежливости, чем из любопытства повторил я вопрос.
— Переселяюсь в Аргентину — прочь от марксистских безбожников.
— У вас там родня, наверное?
— Да, да. Небольшая кондитерская фабрика под Буэнос-Айресом. Филиал нашей чилийской компании «Бонбонес пара тодос» — «Конфеты для всех». Национализировали ее в прошлом году. — Древняя леди поскучнела и умолкла. До конца рейса она сладко проспала (может, ей снились милые сердцу леденцы и тянучки?).
В креслах через проход щебетали две смазливые американочки. Девицы, расписанные, как пасхальные яички, и раздетые не по погоде (весьма условные мини-юбки и некое, очень прозрачное и призрачное, подобие кофточек), хихикали, советуясь со стюардом, где лучше остановиться в аргентинской столице.
— O tempora, o mores![7] — сокрушенно заметил пассажир, сидевший слева от меня. Он оторвался от иллюминатора и теперь заинтересованно поглядывал на разбитных туристок. — В какие только крайности не бросается нынешняя молодежь: секс, наркотики, преступность. А правящие классы не гнушаются использовать это в своих корыстных целях, чтобы отвлечь молодое поколение от борьбы за социальную справедливость. Вы не согласны со мной, сеньор?..
— О’Тул, — представился я.
— Падре Порфирио, — отрекомендовался радетель нравственности в поношенной серой тройке.
— Для священнослужителя вы рассуждаете довольно необычно.
— Я принадлежу к движению «Католики за социализм». Учение Христа не противоречило и не противоречит марксизму.
— Разве?
