Михаил Лызлов - Черный осьминог
— Не спеши, все будет расследовано. Пойдем и осмотрим дальние комнаты верхнего этажа, в которых работают твои следователи.
Александровский и Находцев, захватив по дороге Кудрина, прошли почти весь следственный коридор — всюду было вполне спокойно. Оставался кабинет начальника секретно-операционной части.
— Зайдем-ка к нему, — сказал Находцев, — он парень бывалый — может быть, что-нибудь посоветует.
Когда они вошли в комнату, то заметили, что Митин, склонившись низко над столом и положив голову на руки, как бы дремал.
— Товарищ Митин, — окликнул Александровский.
Молчание.
Обошел кругом и потряс спящего за плечи. Голова Митина неловко качнулась, откинувшись назад, туловище начало сползать со стула, и подошедшие увидели, что и он задушен теми же звериными лапами. Та же гримаса ужаса на лице.
На столе все было в порядке. Окна были заперты.
И снова несколько черных волосков на шее убитого.
Глава XXX. В СТАНЕ КОЛЕСНИКОВА
В семь часов утра на другой день Александровский, Находцев, три сотрудника, секретари отдела и два военных следователя сидели уже в вагоне, который поскрипывал и, вздрагивая, продвигался черепашьим шагом в сторону Заречного, куда и прибыл через сутки.
Только что они вылезли из вагона, как к ним подошел молодой парень в кожанке с кобурой револьвера на боку.
— Товарищ Александровский?
— А вы кто?
— Я начальник разведки отряда, стоящего в Заречном. Мне было приказано товарищем Захаровым выехать вам навстречу. Вот мой мандат.
— Сколько у вас людей?
— Двенадцать человек.
— Где они?
— Здесь, на станции.
— Ну, что же, если ваши люди отдохнули, можно отправляться.
Через полчаса отряд в девятнадцать человек двинулся со станции. Все были верхом. Часам к двум были в небольшой деревне Коневке, где было решено переночевать, так как до Заречного осталось еще верст сорок, а лошади сильно приутомились, и засветло отряд не сумел бы доехать.
Ночью же ехать по бандитскому району было нецелесообразно.
* * *— Смотри-ка, кум, опять бумага на плетне висит. Сорвать, что ли?
— Не тронь, а то те Колесников так снимет, что после головы своей не найдешь. Помнишь, как он третьего дня бабку Агафоновну нагайкой полосовал за то, что она такую же бумагу на цигарки деду своему сорвала. И до сих пор в синяках ходит.
— Да мне что, пусть висит. Пойдем, да лучше почитаем, чего он там приказывает.
ПРИКАЗПо повстанской дивизии 28 ноября 1920 г. № 8.
§ 1.
Приказываю всем командирам полков 1, 2, 3, 4 и 5 ежедневно к 6 часов утра доставлять сведения в главный Штаб дивизии с ваших участков и полную характеристику о противнике.
§ 2.
Кроме сего, вменяю в обязанность командиров полков, тщательная бдительность за противником и пущать тесную агитацию, за что мы бьемся и против кого ведем войну и ежедневно высылать в штаб конную связь.
Командующий всеми вооруженными силами
И. Колесников
Начальник Главного штаба (подпись)
С подлинным верно адъютант (подпись)
— А где сейчас сам Иван Колесников?
— Где ему быть! Со штабом у Игнатенко ночует. Вчера перепились все и давай с нагайками за девками гоняться. Моя еле ушла.
— Знаешь что, кум, ежели поразобраться, то Колесников-то больше за бар стоит и крестьян разоряет. Подумай сам, объявил мобилизацию лошадей, повозок, берет хлеб, живность, с бабами и девками охальничает, стариков за бороды рвет, ежели ему кто в глаза правду скажет. Только бумаги пишет про Бога, да про то, что коммунисты народ грабят. На себя бы, черт толстый, посмотрел. Коммунисты ежели сейчас хлеб для войны и берут, так они зато всю землю от бар отняли и народу ее отдали, а не себе оставили.
— А что он о Боге-то?
— Да вот, по хатам призвание разносили, по полпуду муки за него требовали.
— Взял?
— А ты как думаешь? Попробуй-ка, откажись. А разве у тебя-то не были?
— Нет еще.
— Небось, и к тебе придут, не обидят.
Получивший «призвание» вынул его из кисета с табаком, разгладил и стал читать.
В «призвании» было наплетено столько «божественного», что слушающий не выдержал и бросил:
— Эка он расписался.
— Да это не он. Это Федька Стригун. Чай, помнишь сына зареченского попа, что в городе обучался. Он теперь у него за адъютанта и всякую агитацию посреди народа пущает.
— Шш… Смотри, «освободители» наши из хат вылазить начали. Ну их куды подальше! А то еще опять к чему-нибудь привяжутся.
— Будь здоров, кум.
ПРЫЖОК СМЕРТИ
Глава XXXI. «ОСВОБОДИТЕЛИ»
Из хат сначала одиночками, а затем все чаще и чаще начинают, словно тараканы из щелей, вылезать «освободители». Матерная ругань хлестко несется над ласковыми полями, кажется, что она грязнит чудесное осеннее утро.
Проснулся и «толстый черт» — сам Колесников, или «начальник главных повстанческих сил», как он сам себя окрестил. С вечера было так выпито, что Колесников и до сих пор прийти в себя не мог, и его чуть ли не за ноги стащили с кровати. Выпучив глаза, он, ничего не понимая, смотрел на окружающих и только сопел.
Подошел Игнатенко с каким-то молодым парнем.
— Дозорный к тебе приехал. Говорит, что в Барановске красные крепкий кулак собирают и к чему-то готовятся.
— Ладно, разберу, — прохрипел Колесников. — Собери всех командиров, доклад поручика Чернавского прочитаем и боевой план разработаем. Вот посмотришь, как я красных проучу.
Игнатенко вышел и послал дежурного собирать командиров.
Военная организация Колесникова была чрезвычайно спутана. Правда, на бумаге она носила название «повстанческой дивизии», которая разделялась на четыре полка с соответствующим разделением на батальоны и роты. Числилась в дивизии артиллерия и пулеметы. Касаясь состава этих полков, можно было отметить, что худшего сброда трудно было найти даже у различных украинских «батек». У большинства было весьма солидное уголовное прошлое. Понятие о дисциплине у этого сброда было весьма относительное. Правда, когда предстояла возможность хорошо пограбить, они воодушевлялись «любовью к Родине». Большей же частью они были храбры только из-за угла, да еще в том случае, когда на одного красноармейца приходилось не менее десяти «повстанцев».
Постепенно «начальники и командиры» собрались в сад при доме Игнатенко. Пришел и зареченский поп Василий.
Явился Колесников и началось заседание. Заслушали сообщение Чернавского, который писал о последних операциях в районе Барановска, о взятии в плен Аренского и Васютина, о приезде отряда Захарова. Временные неудачи красных толковались, как окончательное поражение. Это обстоятельство так воодушевило белогвардейцев, что они постановили дать решительный бой и захватить город Барановск.
Начали писать приказ.
«Во имя Родины нашей, я, начальник главных повстанческих сил Колесников, приказываю:
1. Командиру 1-го пехотного повстанческого полка взять все свои вооруженные силы, оставив на месте одну комендантскую роту при одном пулемете, двинуться по направлению ст. Кондратовка через сл. Черновку в 11 час ночи.
2. Командиру 2-го кавалерийского повстанческого полка двинуться совместно с 1-м полком через сл. Черновку, взять направление на Десятский разъезд и левее его, порвав железную дорогу, направиться по направлению слов. Россово и связаться с Кондратовской.
3. Командиру 4-го повстанческого пехотного полка двинуться в 12 часов ночи по направлению ст. Николаевки, заняв сл. Чекуловку, где остановиться со штабом и держать фронт со стороны станции Голдомировки.
4. Командиру 3-го повстанческого пехотного полка остаться на месте при одном пулемете и держать фронт со стороны Поспеловки и города Владимирска; 2-й пулемет „Максима“ с лошадьми и номерами отдать в распоряжение командира 4-го полка.
Разбив противника, забрав трофеи и пленных, направиться в сл. Новую Горелое, где и ждать особого распоряжения, выслав разведку в сторону Заречного, Птичного и Коневки.
Начальник дивизии Колесников.
Начальник глав, штаба Ремезов.
С подлин. верно: адъютант Закутан».
Написав приказ, на что было потрачено немало времени, решили выпить. Появился самогон, и пошло дело.
Крестьяне все по домам от «спасателей Отечества» по-забились и думали только об одном: чтобы на глаза начальству не попадаться.
В самый разгар выпивки со станции, словно очумелый, примчался рыжий мужик по прозвищу Кулик, приходившийся двоюродным братом Игнатенко, и вызвал Колесникова. О чем они шептались, никто не узнал, но сейчас же после разговора Колесников, собрав командиров четырех полков, приказал им отобрать по пятнадцать человек наиболее надежных повстанцев и прислать к штабу дивизии.
