Генри Хаггард - Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада
— Что же, Садуко, это копье не без острия! — ответил я, — Как же ты решил поступить?
— Я решил, — сказал он, поднимаясь, — уйти отсюда и собрать тех, кто дружески расположен ко мне, потому что я сын своего отца и предводитель амангванов, вернее, тех, кто остался жив, хотя у меня нет ни крааля, ни скота. К тому времени, как на небе появится новая луна, я надеюсь вернуться сюда и найти тебя снова сильным и здоровым, и тогда мы отправимся, как я уже говорил тебе, в поход против Бангу с разрешения короля, который сказал, что я могу, если мне удастся забрать скот, оставить его себе за свои труды.
— Не знаю, Садуко. Я тебе никогда не обещал, что пойду войной против Бангу — с разрешения или без разрешения короля.
— Нет, ты мне никогда не обещал, но Зикали, мудрый карлик, сказал, что ты примешь участие, а разве Зикали лжет? Прощай, Макумазан. Я выступаю с рассветом и поручаю Мамину твоим заботам.
— Ты хочешь сказать, что поручаешь меня заботам Мамины, — начал я, но он уже выполз из хижины.
Нужно сказать, что Мамина очень заботилась обо мне. Не обращая внимания на злобу и ругань Старой Коровы, она сумела выпроводить ее, зная, что я ее ненавижу. Она сама делала мне перевязки и варила мне пищу, из-за чего несколько раз поссорилась со Скаулем, который не любил ее, так как она не дарила ему своих очаровательных улыбок. Когда я окреп, она очень много сидела со мною и разговаривала, потому что по общему согласию красавица Мамина была освобождена не только от полевых, но даже и от домашних работ, выпадающих на долю кафрских женщин. Ее предназначение — быть украшением крааля ее отца и, если можно так выразиться, его рекламой.
Мы обсуждали разные вопросы, начиная с религии вплоть до европейской политики: ее жажда знания казалась ненасытной. Но больше всего ее интересовало положение дел в стране зулусов, которое мне было хорошо известно как человеку, принимающему участие в ее истории и пользовавшемуся доверием в королевском доме, а также как белому, понимавшему планы буров и губернатора Наталя.
— Если старый король Панда умрет, — спрашивала она меня, — который из его сыновей будет его преемником — Умбелази или Сетсвайо? А если он не умрет, кого из них назначит своим наследником?
Я ответил, что я не пророк, и ей лучше спросить об этом Зикали-мудреца.
— Это очень хорошая мысль, — сказала она, — но мне не с кем пойти к нему, отец не позволит мне ходить с Садуко. — Затем она захлопала в ладоши и прибавила: — О Макумазан, сведи меня к нему! Мой отец доверяет тебе.
— Да, я полагаю, — ответил я, — но вопрос в том, могу ли я себе доверять?
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она. — Ах, я понимаю! Стало быть, я значу для тебя больше, чем черный камушек, годный только для игры?
Я думаю, эта моя неудачная шутка впервые заставила Мамину призадуматься. Во всяком случае, после этого ее отношение ко мне изменилось. Она стала очень почтительной, прислушивалась к моим словам, как будто они были невесть какой мудростью, и часто я ловил на себе ее взгляд, полный восхищения. Она стала делиться со мной своими заботами и своими надеждами. Она спрашивала меня относительно Садуко. На этот счет я ответил ей, что если она любит его и ее отец разрешит, то лучше ей выходить за него замуж.
— Он мне нравится, Макумазан, хотя иногда надоедает, но любовь… О, скажи мне, что такое любовь, Макумазан?
— Я думаю, — ответил я, — что в этом вопросе ты более сведуща и могла бы и меня научить.
— О Макумазан, — ответила она почти шепотом, опустив голову, — разве ты когда-нибудь дал мне возможность?!
— Что ты этим хочешь сказать, Мамина? — спросил я, начиная нервничать. — Как мог я… — и остановился.
— Не знаю, что хочу сказать я, Макумазан, — воскликнула она, — но хорошо знаю, что хочешь сказать ты, — что ты белый, как снег, а я черная, как сажа. А снег и сажу нельзя смешать вместе.
— Нет, — серьезно ответил я, — и снег, и сажа в отдельности красивы, но при смешивании дают грязный цвет. Я не хочу сказать, что ты похожа на сажу, — прибавил я поспешно, боясь ее обидеть. — У тебя цвет кожи, как твое запястье, — и я дотронулся до бронзового браслета на ее руке, — очень красивый цвет, Мамина, как и все в тебе красиво.
— Красиво, — сказала она, тихонько заплакав, что вывело меня из равновесия, так как я не переношу женских слез. — Как может быть красивой зулусская девушка?! О Макумазан, природа плохо поступила со мной, дав мне цвет кожи моего народа, а ум и сердце — твоего. Если бы я была белая, то моя красота принесла бы мне пользу, потому что тогда… тогда… ты не можешь догадаться, Макумазан?
Я покачал отрицательно головой, и в следующую минуту пожалел, потому что она начала объяснять.
Опустившись на пол — мы были совершенно одни в хижине, — она положила свою красивую голову на мои колени и стала говорить тихим, нежным голосом, прерываемым иногда рыданиями.
— Тогда я скажу тебе… я скажу тебе. Да, если даже ты меня и возненавидишь потом. Ты прав, Макумазан, я могу отлично научить тебя, что такое любовь… Потому, что я люблю тебя (рыдание). Нет, не возражай, пока не выслушаешь. — Она обвила руками мои ноги и крепко держала их, так, что, не применяя силы, мне абсолютно невозможно было двинуться. — Когда я впервые увидела тебя, разбитого и без чувств, мне показалось, что снег упал на мое сердце… оно остановилось на время, и с тех пор оно не то, что раньше. Мне кажется, будто что-то растет в нем (рыдание). До этого мне нравился Садуко, но потом я невзлюбила его… и его, и Мазапо… ты знаешь, это тот толстый предводитель, который живет за горой, он очень богатый и могущественный и хочет взять меня в жены. А по мере того, как я ухаживала за тобой, мое сердце становилось все шире и шире. Теперь, ты видишь, оно лопнуло (рыдание). Нет, сиди смирно и не пытайся говорить. Ты должен выслушать меня, ведь это ты причинил мне все эти страдания. Если ты не хотел, чтобы я полюбила тебя, то почему ты не ругал и не бил меня, как поступают англичане с кафрскими девушками? — Она встала и продолжала:
— Слушай теперь. Хотя кожа моя цвета бронзы, но я красива. Я из хорошей семьи, Макумазан, я чувствую в себе огонь, который говорит мне, что я стану великой. Возьми меня в жены, Макумазан, и я клянусь тебе, что через десять лет я сделаю тебя королем зулусов. Забудь своих бледных белых женщин и сочетайся с огнем, который горит во мне, и он пожрет все, что стоит между тобой и престолом, как пламя пожирает сухую траву. Более того, я сделаю тебя счастливым. Если ты хочешь взять себе других жен, я не буду ревновать. Я ведь знаю, что твоим умом буду владеть я, остальные жены не будут для тебя ничего значить!..
