Валерий Нечипоренко - Ловчий
— Яночка, тебе шампанское или коньяк? — вмешался отец.
— Шампанское.
— У всех налито? — Касаев поднял свой бокал. — Давайте выпьем за то, чтобы в один прекрасный день я стал дедом.
— Фи, папа! — скривилась дочь. — Куда ты торопишься?
— Видишь ли, дочка, — философски изрек он, — в жизни каждого человека неизбежно наступает момент, когда он понимает, что молодость прошла. Я понял это и хочу понянчить внука. Хочу, чтобы продолжился наш род. Это естественно.
— Знаешь, папа, чтобы продолжился род, вам с мамой следовало завести мне братика или двух…
За столом повисло молчание. Был в этом обмене репликами некий ускользающий от меня подтекст, какая-то домашняя тайна.
— И вообще, папа, — Яна разрядила обстановку, — я ведь современная девушка. Сначала карьера, после семья.
— Если бы все так рассуждали…
Я ловил каждое слово, каждый жест девушки — разумеется, тайком. Могла ли она собрать досье на отца? Могла или нет? Кроме того, было крайне важно выяснить, во сколько она уходит из дому по утрам.
— У вас, Яна, видимо, время расписано по минутам, — улучив момент, поинтересовался я.
— Как писал папа в одной из своих статей, «выучил в молодости — высек на камне, выучил в старости — высек на льду». Вот я и стараюсь, — ответила она.
— Но вы еще успеваете работать?
— Только три дня в неделю.
— Яночка совершенно не щадит себя, — заметила Лариса. — Уходит — за окнами темно, и приходит — темно.
— Интересная профессия?
— Я, видите ли, кошачий доктор. — В голосе Яны прозвучал вызов. — Некоторым скажешь — улыбаются. Другие пожимают плечами. Третьи доказывают, что вообще незачем лечить животных. Для людей, мол, не хватает лекарств. А вы как считаете, Дмитрий Сергеевич?
— Я — за братьев наших меньших. Обеими руками.
— Если бы люди научились любить зверей, они и друг к другу относились бы лучше, — убежденно проговорила Яна.
— У Яны целая философия на этот счет, — заметил Гарик. — Есть феминистки, а наша дочка — заядлая фаунистка. Только, чур, Яна, не обижаться. Это я так, к слову.
— Ты же знаешь, папа, что я никогда не обижаюсь, — серьезно ответила она. — Надо не обижаться, а дело делать.
— Умница! Кстати, у меня родился оригинальный тост…
Вскоре Яна покинула нас, сославшись на подготовку к семинару.
Я тоже засобирался восвояси.
— Спасибо за приятный вечер, но мне пора.
— Нет-нет! — всплеснула руками Лариса. — Куда же вы пойдете! Время позднее, на улице столько хулиганов! Мы вас не отпускаем, правда, Гарик? Вы ночуете у нас.
— Конечно! — кивнул он, поглядывая на бутылку, где еще оставалась добрая треть. — Посидим поговорим, а завтра… Послушай, Димка, идея! Я могу завтра с утра задержаться. Давай прогуляемся по Петергофу, а? Тут совсем рядом. Лариса! Дима, ты не представляешь, какая это красотища!
Вдвоем они пустились в уговоры.
Но ночлег в этом доме не входил в мои планы. Никогда не был сторонником пословицы «кашу маслом не испортишь».
Сославшись на возможный звонок начальства, я отказался. Но и отвергать целиком предложения Касаевых не стоило.
Наконец мы нашли соломоново решение. Завтра утром встречаемся на платформе «Сосновая Поляна» и едем в Петергоф, где меня ознакомят с шедеврами знаменитого дворцово-паркового ансамбля.
Затем мы выпили на посошок и распрощались.
Когда я вышел из подъезда, было около десяти. Алевтина ждет. Я поймал машину и дал ее адрес, попросив водителя попутно остановиться возле базарчика.
* * *В легкой белой блузке, завязанной на талии узлом, и в короткой черной юбочке Алевтина выглядела превосходно.
Я вручил ей букет хризантем и поцеловал в подставленную щечку. Мы прошли на кухню, где я принялся освобождать пакеты.
— Дима, это слишком!
— Наш аппетит никому не вредит. — Крепко же втемяшились мне в голову народные приметы.
Смеясь, она взяла меня за руку и повела в комнату.
Я увидел стол, уставленный закусками.
— Ого! Ты времени даром не теряла.
— Мне хотелось доказать, что я умею быть хорошей хозяйкой.
— Тебе это удалось на все сто.
Она подошла ближе.
— Дима, зачем я тебе нужна?
— Странный вопрос. Все равно как если бы ты спросила, зачем приходит весна.
— На дворе, между прочим, осень.
— Всего лишь временное явление.
— Не хочешь же ты сказать, что между нами возможно что-то серьезное?
— А разве ты еще не поняла, что я — исключительно серьезный человек?
Она улыбнулась и прижалась своими губами к моим. Поцелуй был долгий-долгий, я ощутил ее сильный трепещущий язык, проникающий сквозь мои разжатые зубы. Не отрываясь от нее, я подхватил ее на руки и бросил поперек кровати, застланной белоснежным бельем. Она прогнулась, одним движением сбросив с себя юбку, под которой ничего не было. Ловким движением развязала узел блузки, которая сразу же раскрылась, обнажив верхнюю часть тела.
Касаев, КЭП, загадки компромата, завтрашний день, риск, на который я сознательно шел, — все растворилось в тумане.
Ее стоны, ее ногти, чувственно царапающие мои плечи, разжигали огонь. Я потерял представление о времени, что, должен признать, случается со мной в подобных ситуациях нечасто.
Придя наконец в себя, мы лежали рядом.
— Спасибо тебе, милый. — Она приподнялась на локте.
— Тебе спасибо, моя прелесть.
— Ты не уйдешь сегодня вот так, по-английски? Мне бы не хотелось. Я надеюсь, мы еще повторим?
— Не уйду, — пообещал я. — Это ночь наша. Вся.
Тем самым я легкомысленно нарушал свои же правила, которым никогда прежде не изменял. Одно из них гласило: во время работы ночуй только в своей кровати. На первый взгляд, небольшая поблажка, которую я решил себе позволить, никакой бедой не грозила. Но я-то знал неумолимый закон бытия: стоит один раз нарушить правило, пусть даже второстепенное, как следом неизбежно (и незаметно для себя!) нарушаешь другое, более важное, а там и третье, после чего стройная система внезапно рушится.
И все же почему бы в кои-то веки не сделать исключения? Развитие моих отношений с Касаевым сегодня резко продвинулось вперед, я узнал то, на что отводил в своих планах целых три дня. Все идет отлично. В пятницу я доберусь до досье, а затем выясню, где находятся другие копии. В сущности, дело-то простое. Разве я не проводил куда более тонкие и опасные операции?
Значит, могу, черт побери, расслабиться?
(С такой самонадеянностью я рассуждал в ту ночь, лежа рядом с Алевтиной, не догадываясь, как оно обернется на самом деле, хотя поговорку «человек предполагает, а Бог располагает» вызубрил на собственной шкуре задолго до того, как накупил этих сборников.)
