Евгения Соловьева - Мастер теней (СИ)
«Продолжения не будет».
Вдох, ещё медленней. Выдох. Возвращение.
Вынырнув в привычную реальность, Стриж осмотрелся. Брейгус в своем углу, под стойкой, выдает себя позвякиванием посуды. Неожиданная храбрость Павены испарилась. Полный ужаса взгляд прикипел к первым двум убитым — нож в горле, нож в глазнице. Циркачи на месте, ошарашенные. Глядят то на семь тел, то на него.
Держа живых в поле зрения, Стриж вынул из трупов ножи. Тщательно вытер об одежду разбойников, свои сунул обратно в рукава, остальные два положил на стол перед Павеной.
Циркачи, за время схватки только и успевшие, что вскочить и достать оружие, попятились. Луса дрожала, уткнувшись носом в колени. Одна Павена решилась поднять на него несчастный и растерянный взгляд.
Стриж ободряюще улыбнулся ей.
Павены и циркачей было жаль. Домашнего мальчика, забывшего сменить выражение лица, пока за несколько секунд клал семерых бандитов, артисты испугались много больше, чем простых и понятных головорезов. И, увы, теперь пользы от цирка — ни на динг.
Кроме них, в таверне не было посетителей, а трактирщик… что ж, нет в Империи такого трактирщика, что не признает тайного знака Гильдии.
— Брейгус, — бросил Стриж, и голова хозяина заведения показалась из-за стойки. — У вас на полу грязь.
Стриж указал на трупы, сложив пальцы особым образом. Брейгус побледнел ещё больше, хотя, казалось, его вытянутая физиономия на это уже не способна, и мелкими шажками вышел из-за стойки.
— Не извольте сомневаться, сейчас приберу, Ваша Ми…
Со страху трактирщик начал заговариваться. Но Стриж ожег его таким взглядом, что тот подавился.
— Э… почтенный менестрель…
— Нам нужна комната.
Трактирщик закивал и попятился. Циркачи потихоньку приходили в себя, с опаской поглядывая то на Стрижа, то на выход. На их лицах читалась отнюдь не благодарность.
— Эй, не разбегаться, — Стриж обратился к бывшим приятелям спокойно и твердо, как к маленьким детям. — Вам ничего не будет. Все хорошо, сидите тихо.
— Ты… ты не… — первой попробовала заговорить Павена.
— Нет, конечно. Зачем? Пожалуйста, идите в комнату. Брейгус вас проводит.
Трактирщик, только подобравшийся к двери на улицу, подобострастно кивнул и показательно опустил щеколду — он, мол, вовсе не намеревался сбежать, как можно!
— Кто он такой? Ты его знаешь? — шепнул Генью провожающему артистов наверх Брейгусу.
В ответ трактирщик съёжился, дважды сомкнул прямые пальцы, изображая ножницы, и приложил палец к губам.
Ожидая, что вербовщик вот-вот очухается, Стриж прислонил его к стене, а заодно связал руки его же поясом. Найденный тощий кошель Стриж сунул себе в карман. Пригодился и чудом уцелевший на столе кувшин с пивом — Стриж плеснул кислятиной в лицо пленнику, чтобы тот быстрее пришел в себя.
Осторожные шаги на миг отвлекли Стрижа. От замершего на середине лестницы Брейгуса исходили физически ощутимые волны нездорового любопытства пополам со страхом.
— Бие Брейгус, вы что-то хотели? — тихо осведомился Стриж.
— Нет-нет, ни в коем случае! — Брейгус попятился. — Может, вам что-нибудь нужно?
— Не беспокойте меня. И проследите, чтобы никто не беспокоил, — приказал Стриж. — Из дома не выходить!
— Слушаюсь, Вашмилсть…
Вздрагивая и утирая лоб, трактирщик убежал наверх.
«Трус, предатель. Бесполезен», — мимолетно подумал Стриж, сгребая со стола горсть соленых орешков и подтягивая табурет поближе к вербовщику.
Ревун
С трудом продрав будто залепленные тиной глаза, Ревун увидел перед собой давешнего белобрысого актеришку, грызущего орешки и швыряющего скорлупки на пол. Попытался приподняться, и, помянув Хисса, плюхнулся обратно — шакалий сын связал его. Сквозь липкий, гудящий туман в голове всплыло последнее, что он видел — эта же смазливая физиономия с робкой улыбкой и тьмой Ургаша в глазах. Улыбка никуда не делась, только стала наглой и снисходительной, тьма же исчезла бесследно.
«Ткач. Проклятье! Вот везет на выродков. Надо ж было принять убийцу за шлюху! Но что ему надо? Если только Пророк?!»
Пророк был единственным, что могло бы заинтересовать Гильдию Ткачей. Несущий Свет, Провозвестник Чистоты и Вечного Блаженства. Родной брат белобрысой твари, лишь прикидывающейся человеком: раз поглядев в глаза ткачу, Ревун больше не сомневался в том, что за сила помогает Пророку.
«Светлая, даруй быстрой смерти, — сообразив, зачем убийца оставил его в живых, взмолился Ревун. — Не отдай меня Темному!»
— Ну?
Равнодушный голос словно ударил под дых, вышибив весь воздух.
— Меня зовут Ревайн, по прозванию Ревун. Последние пять лет у меня своя шайка… была… — невольно Ревун скосил глаза вправо, где всего лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.
— Угу. С проповедником знаком? — Орешек захрустел на крепких зубах.
— Знаком. Вербую мужичье в Армию Справедливости, вот как этих… — Ревун кивнул на трупы. — Я с Пророком с самого начала, но в доверенные лица не попал, нет у него доверенных лиц. Всё только сам. Никто не знает, что ему завтра взбредет в голову. Ничьих советов не слушает, если заподозрит измену, отдает на растерзание толпе. Вокруг него одни фанатики! Верят каждому слову, смотрят в рот… — Ревуном овладело желание говорить, говорить как можно дольше. И не смотреть на тварь.
— А ты, значит, не фанатик? — мягко спросил ткач.
— Я нормальный человек! Свободный! Я не для того бежал с рудников, чтобы соваться в кабалу к Тёмному. Я человек простой, мне с вожаком ссориться не в масть, а под ним жить можно, только подальше.
— В кабалу, говоришь, — хмыкнул ткач и разгрыз еще орешек: Ревуну показалось, что хрустнули не скорлупки, а его собственные кости. — С этого места поподробнее.
— Да что там. Стоит Пророку слово сказать, люди с ума сходят! Скажет «прыгай», и все прыгают. Скажет «умри», лягут и умрут. Я ж видел, как он королевское войско встречал. Полк, значит, строем на ворота, мечи наголо, мстить за своего раненого генерала. Людишки все разбежались, даже Чистые, и то перепугались до смерти. А Пророку хоть бы что. Влез на стену, весь в белом, руки безоружные воздел, весь такой благостный… и что никто из арбалетчиков его не снял, а?..
Ревун сглотнул — в горле совсем пересохло.
Ткач снова хмыкнул, хрустнул орешками и понюхал кувшин с пивом. Сморщился, фыркнул. И глянул на Ревуна.
— Что, пить хочешь? Гадость же.
Ревун кивнул, не понимая — издевается или на самом деле пива предлагает?
Кувшин тут же оказался у рта, наклонился — пиво потекло по усам, по подбородку. А, надо же пить! — опомнился Ревун и сделал несколько глотков. Большая часть все равно пролилась на рубаху, груди стало мокро и липко. Но язык снова шевелился, а не присыхал к небу.
