Джек Брюл - Молчаливые воды
Теперь он посмотрел на портрет и ощутил только ярость. Ослепляющую ярость, которую питала страшная боль, сжигавшая его мозг. Что Эйнштейн знал о бремени? – думал Энди. Он выдвинулся в физике совсем еще молодым человеком, а все последующие годы плел чепуху в той же области. Да пошел он! Да пошли они все! Двигаясь быстрее, чем считал возможным, Гэнгл неуклюже разогнул конечности, вскочил с постели и сорвал портрет со стены. На ней остались четыре уголка под липкой лентой, но остальное отделилось единым листом. Энди свирепо набросился на портрет, рвал его ногтями и зубами, влажные клочки падали на линолеум пола.
Мимо комнаты Энди по дороге на кухню проходила Джина Александер; она думала, что вот еще пять дней и, если погода продержится, на ледяной дорожке в четверти мили от станции приземлится прекрасный большой самолет «Геркулес С-130», и она будет его там ждать. Следующая остановка – Чили, потом Майами, а потом… куда?
Этого она не знала. Приезд в Антарктиду стал очищением, проведенное здесь время помогло убрать боль, причиненную предательством мужа и разводом, в закрытый закуток сердца, но она не знала, что будет дальше. Она не задумывалась об этом. Прикидывала, не поселиться ли поближе к родителям, но от одной мысли о жизни в местечке Плант-Сити, во Флориде, у нее седели волосы и пальцы скрючивало воображаемым артритом.
Когда Джина проходила мимо комнаты Энди, оттуда послышалось сиплое шипение, словно там была чудовищная змея или гигантская ящерица. Она замерла на полушаге и прислушалась. Звук не повторился. Мысль постучаться и спросить, все ли в порядке, пришла в голову Джине и ушла, прежде чем мозг смог ее обработать. Если у Энди-Пучеглазого проблемы, жаль. Своим странным поведением он восстановил против себя всю группу, а Джина свято верила в справедливость выражения «что посеешь, то и пожнешь».
Минуту спустя она уже здоровалась с несколькими учеными, разогревая гриль и бросая первую партию хлеба в тостер ресторанного размера.
Джине следовало бы проверить, все ли у Энди в порядке, или сообщить Грегу Ламонту, командиру станции, о том, что она слышала.
Энди обнаружил способ притупить боль в голове. Это произошло в те мгновения бешенства, когда он рвал постер. Припадок ярости, стремление уничтожить портрет без следа нарушили его координацию, и, разрывая зубами бумагу, он ссадил резцом кожу на указательном пальце сбоку. Кровь была сочетанием теплых вкусов меди и соли, нельзя сказать, что неприятным, но неожиданностью стало другое – едва Энди ощутил его на губах, как колющая боль за глазами ослабла, так свет электрической лампочки, ослепительно белый, превращается в янтарное тусклое сияние, а потом и вовсе гаснет.
Кусочек плоти – Энди решил сжевать его – был жестким, как ластик на карандаше, затвердевший от времени. С пальца капала кровь, а Энди соображал, что же он делает. Поднес пальцы к лицу, зачарованно глядя на узоры, которые чертила на коже кровь. Он взмахнул рукой, чтобы разлиновать кровью ладонь. Хихикая, окунул палец в кровь и стал писать на стене, оставляя красные мазки на чистом белом пластике. Он писал буквы, составлял из них слова, концепцию, которую давно должен был увидеть. Такая простота, такое совершенство. Он видел, что строчка получается неровной, писать кровью было не так легко, как чернилами, но это не затемняло смысла.
Искалечить Геринга ради вороны Николь.
Какой-то инстинкт, чувство самосохранения, глубоко заложенное в сознание, велело ему помыться, прежде чем отправиться на поиски того, что требовалось, чтобы осуществить задуманное. Энди Гэнгл, заклеив палец липкой лентой, более-менее вытер кровь с губ, выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и вышел из своей комнаты.
Глава 5
Услышав отчетливый звук приближающихся вертолетов, Хуан поднял руку. Полог джунглей приглушал звук, и Кабрильо не рассчитывал увидеть вертолеты сквозь густую листву, которая висела над землей живым саваном. Но лучшие из охотников умеют заметить в хаосе растительности малейшее движение; Хуан не сомневался, что это военные машины. Они издавали не тот утонченный звук, что вертолеты повышенной комфортности, созданные для перевозки изнеженных пассажиров. Этот звук был суровым; машины – избавлены от всего лишнего, чтобы взять на борт как можно больше людей и оружия. Но человеческий глаз лучше различает движение, чем общий рисунок, и поэтому люди ждали, пригнувшись к звериной тропе, пока звук не стих, зловеще удалившись в ту сторону, куда они направлялись.
– Что думаешь, Председатель? – спросил Джерри Пуласки.
– Прибыла встречающая сторона. Давайте убедимся, что у них не будет времени на подготовку встречи. – Хуан сверился с портативным прибором GPS. – Тропа уводит чуть на восток от того места, куда нам нужно. Уходим по пересеченной местности. Строй тот же.
Пригибаясь, люди могли подныривать под самые густые кусты и ветви, а Джерри, который был выше всех на шесть дюймов, в джунглях уступал остальным. Через десять минут бритвенно-острые листья изрезали его лицо так, будто он побрился старым лезвием, и насекомые, подгоняемые жаждой заполучить такую легкую добычу, набросились на него с самозабвением пилотов-камикадзе.
В довершение надругательства над израненными телами, местность начала подниматься. Они приближались к подножиям гор, которые видели на разведывательных фотографиях. Все сильнее пахло горевшей растительностью. Всего в нескольких милях вырубали и выжигали лес.
Хуан делал все возможное, прокладывая дорогу в подлеске, и, увидев впереди как будто бы большую брешь, допустил ошибку: рванулся из зарослей наружу, не проверив, что впереди. И оказался на проселочной дороге в тот миг, когда мимо пронесся полуприцеп; рев двигателя приглушал поворот, из-за которого выехала машина. Если бы Хуан вышел секундой раньше, шофер заметил бы его, хотя нажать на тормоза не успел бы.
Кабрильо застыл, замахав руками, чтобы удержаться от последнего шага под массивные колеса пустого лесовоза. Рядом с его лицом промелькнули стойки, которые удерживали стволы в кузове, и воронка, созданная ими во влажном воздухе, едва не утянула его к несущейся мимо стали.
В следующий миг грузовик исчез в облаке пыли. Хуан сделал шаг, который мог стать для него последним, и выдохнул: только теперь он понял, что затаил дыхание. Тут выучка взяла верх над страхом и потрясением, и Хуан ничком бросился на изрытую глубокими колеями дорогу на случай, если водитель посмотрит в зеркало заднего обзора. Он лежал пластом, пока грохот грузовика не затих, потом вновь нырнул под покров листвы.
– Еще немного и кранты, – без всякой необходимости заметил Мерф.
