Густав Эмар - Морские цыгане
— Э! — воскликнул он. — Да здесь, кажется, забавляются, ей-Богу! И я хочу участвовать.
— Да, да! — подтвердили несколько авантюристов, весело подняв голову. — Это вы, кавалер? Добро пожаловать!
— Давно ты здесь? — поинтересовался кто-то.
— С час. Я оставил свое судно в гавани Марго и пришел сюда.
— Браво! Успешно прошла твоя экспедиция?
— Еще бы! Ведь испанцы — наши банкиры, — сказал он, смеясь.
— Итак, ты богат?
— Как четыре генеральных откупщика.
— Раз так, ты пришел кстати, — заметил один из игроков, — этот демон Нантэ поклялся обобрать нас. Посмотри, капитан, что перед ним.
— Ба-а! — произнес Нантэ с громким хохотом, небрежно разбрасывая груду золота, находившуюся перед ним. — Это еще пустяки, я надеюсь утроить выигрыш.
— Посмотрим, — ответил молодой человек, которого назвали кавалером и капитаном.
— Когда же ты начнешь, капитан? — продолжал Нантэ.
— Сейчас, — ответил тот и, тихо положив руку на плечи Марсиаля, сказал ему: — Уйдите отсюда, друг.
Молодой человек вздрогнул при этом прикосновении, но не тронулся с места. Капитан подождал с минуту.
— Разве вы глухи, друг мой? — продолжал он, снова положив руку на его плечо, на этот раз сильнее.
Марсиаль обернулся и взглянул прямо в лицо капитана.
— Нет, — ответил он только.
— Хорошо, — сказал капитан, крутя усы, — вы не глухи? Я очень рад за вас, но если так, почему же вы не встаете?
— Потому что, вероятно, мне не угодно, — сухо ответил Марсиаль.
— Что? — произнес капитан, нахмурив брови. — Это гораздо смешнее, чем я предполагал.
— Вы думаете?
— Еще бы! Отойдите от двери, — обратился он к матросам, которые, привлеченные шумом этого спора, столпились позади него.
— Для чего же им отходить от дверей? — спросил Марсиаль, все еще внешне спокойный.
— Для того, — ответил капитан насмешливо-вежливым тоном, — что если вы не встанете, я буду к величайшему своему сожалению вынужден выбросить вас отсюда.
— Вы с ума сошли! — сказал молодой человек, презрительно пожимая плечами и опорожняя свой стакан.
Капитан, невольно изумленный твердостью и решительностью молодого человека, с минуту рассматривал его с удивлением, смешанным с любопытством.
— Не ребячьтесь, молодой человек, — сказал он, — я вижу, вы не знаете, с кем имеете дело.
— Действительно, не знаю, — ответил Марсиаль, — и мало беспокоюсь по этому поводу. Вас называют капитаном и кавалером, но это по моему мнению не дает вам никакого права быть грубым со мной.
— А-а! — сказал кавалер с насмешкой. — Ну, так знайте же, милостивый государь, что я — кавалер де Граммон!
— Я не знаю никакого кавалера де Граммона и повторяю, что мне все равно.
При этих словах, внятно и гордо произнесенных, трепет ужаса пробежал по всей зале. Кавалера де Граммона11, одаренного геркулесовой силой и беспримерной ловкостью во владении оружием, опасались все эти люди, небезосновательно хваставшиеся, что не боятся ничего, но неоднократно имевшие возможность видеть, как он давал доказательства сверхъестественной силы и свирепого мужества.
— Ну, друг мой, — медленно продолжал кавалер, сняв шляпу и кладя ее на стол, — так как я сказал вам свое имя и звание, мне остается только сообщить вам, на что я способен, и вы скоро это узнаете, ей-Богу!
Марсиаль встал, бледный и спокойный.
— Остерегайтесь, — сказал он, — вы не имеете никакой причины ссориться со мной, мы друг друга не знаем, вы оскорбили меня без причины, я хочу об этом забыть; еще есть время, уйдите, потому что, клянусь Богом, мое терпение истощается, и если ваша рука коснется меня, я покончу с вами, как с этим стаканом.
И он вдребезги разбил стакан, который держал в руке. Авантюристы разразились громким смехом.
— Браво! — сказал капитан с насмешливым видом. — Прекрасно сказано, клянусь своей душой, но все это мне порядком наскучило. А ну, дайте место!
Он бросился на молодого человека. Тот внимательно следил за всеми движениями кавалера; Марсиаль отскочил в сторону, его глаза метнули молнию. Бросившись, как тигр, на своего противника, он ухватил его за шиворот и за пояс, приподнял над головой, несмотря на отчаянные усилия кавалера высвободиться, и бросил на улицу, где тот повалился наземь, словно чурбан. Продемонстрировав таким образом авантюристам свою необыкновенную силу, молодой человек небрежно прислонился к столу и скрестил руки на груди. Но кавалер почти тотчас приподнялся и со шпагой в руке с диким ревом бросился в залу. Он весь посинел, кровавая пена виднелась на его губах, сжатых от гнева.
— Его жизнь! Мне нужна его жизнь! — кричал он.
— Я безоружен, стало быть, вы хотите меня убить? — насмешливо заметил Марсиаль, не делая ни малейшего движения, чтобы уклониться от грозившего ему удара.
Капитан остановился.
— Это правда, — пробормотал он задыхающимся голосом, — однако он должен умереть. Дайте ему шпагу, кинжал, дайте что-нибудь!
— В настоящий момент я не испытываю желания драться, — сказал Марсиаль холодно.
— О! Он боится, трус! — вскричал кавалер.
— Я не боюсь и я не трус, — возразил Марсиаль, — только мне жаль вас: если мы будем драться, я вас убью, потому что вы опьянели и ослепли от гнева.
В эту минуту новое лицо, которое при шуме, поднятом этой ссорой, незаметно вошло в залу вместе с другими, вдруг ударило капитана по плечу. Тот обернулся, словно его ужалила змея, но при виде незнакомца, стоявшего перед ним холодно и с достоинством, его пыл вдруг остыл. Опустив шпагу, хотя нервный трепет пробегал по всему его телу, он прошептал задыхающимся голосом:
— Монбар!
Это действительно был знаменитый флибустьер. С минуту он наслаждался своим торжеством над этой неукротимой натурой, потом заговорил.
— Твой противник прав, де Граммон, — сказал он резким голосом, — ты не в состоянии драться.
— А-а! — сказал тот злобно. — И ты также против меня.
— Ты с ума сошел, — возразил Монбар, слегка пожав плечами, — я только хочу помешать тебе сделать глупость.
При виде Монбара авантюристы почтительно отступили, оставив широкое пространство среди залы.
— Этот человек обесславил меня, он должен умереть! — возразил капитан, с бешенством топнув ногой.
Марсиаль сделал два шага вперед.
— Нет, милостивый государь, — сказал он тоном, исполненным достоинства, который удивил всех зрителей этой странной сцены, — вы сами обесславили себя грубым и дерзким оскорблением, которым хотели меня заклеймить; я только защищался! Я не сохраняю против вас ни гнева, ни вражды, я считаю вас, и говорю это громко перед всеми, честным человеком; то, что случилось между нами, ничего не значит, я был ловчее вас, потому что был спокойнее, вот и все!
Пока молодой человек говорил таким образом, Монбар внимательно рассматривал его, строгие черты флибустьера принимали выражение благосклонности, а когда Марсиаль замолчал, он прошептал, смотря на капитана:
— Хорошо сказано. Как ты думаешь, кавалер, мальчик, кажется, славный?
Кавалер с минуту оставался неподвижен, опустив глаза в землю, в сильном волнении, которое, несмотря на все его самообладание, он не мог преодолеть. Наконец он поднял голову, лихорадочный румянец покрыл его лицо, и поклонившись молодому человеку, стоявшему перед ним, он сказал:
— Да, ей-Богу! Вы славный малый, и, что еще лучше, у вас благородное сердце, я же хищный зверь, я заслужил жестокий урок, который вы преподали мне; простите же меня, я сознаюсь в своей вине.
— Ну, это уж слишком, — ответил Марсиаль.
— Нет, это, напротив, хорошо, — сказал Монбар.
— Теперь последнее одолжение, — продолжал капитан.
— Як вашим услугам.
— Согласитесь сделать мне честь скрестить со мной шпагу.
— Милостивый государь…
— О! Не отказывайте мне, пожалуйста! — перебил кавалер настойчиво. — Во мне не сохранилось гнева к вам, но моя честь требует, чтобы вы дали мне это вознаграждение, хотя бы для того, — прибавил он с печальной улыбкой, — чтобы стряхнуть пыль, которой запачкано мое платье.
— Вы видите, я безоружен.
— Это правда, — сказал Монбар, вынимая свою шпагу из ножен и подавая ее Марсиалю, — согласитесь драться этой шпагой; капитан прав, вы не можете отказать ему в удовлетворении, которого он требует.
— Я и не думаю об этом, я принимаю вашу шпагу, но где же мы будем драться?
— Здесь же, если вы не возражаете, — ответил капитан.
— Хорошо.
Оба противника скинули камзолы и встали в позицию.
Зала гостиницы представляла в эту минуту странное зрелище. Авантюристы отступили вправо и влево, чтобы дать место сражающимся; они влезли на столы, сохраняли молчание, но тревожно вытягивали шеи из-за плеч друг друга, чтобы лучше следить за дуэлью.
Вежливо поклонившись, противники скрестили шпаги. С первых выпадов присутствующие поняли, что эти люди были чрезвычайно искусны. Несмотря на стремительность нападений капитана, Марсиаль, неподвижный, как будто был пригвожден к месту, все держал шпагу наготове, его рука казалась железной. Со своей стороны, искусный во всех телесных упражнениях кавалер де Граммон, природная сила которого еще увеличилась из-за стыда первого поражения, противопоставлял своему противнику непоколебимую стойкость. К нему вернулось его обычное хладнокровие, и, как бы играя, он чрезвычайно искусно и изящно действовал шпагой.
