Станислав Жейнов - Другой
— О! Вика — еще хуже.
В глазах у меня задвоилось. Плохой знак. Говорю Сереге:
— Смотри. Звонит теща и говорит: "Приезжайте к нам на огород, бурак полоть", — а ты отвечаешь:
"Ну, ежели Вика, не будет занята…", — а жена забегает и кричит:
"Где ежевика?! Хочу ежевики!", — а ты говоришь: "Нету! Да и не было!.."
"Сволочь прожорливая!", — крикнет она, и как швырнет в тебя лом.
— Твою мать, — выругался Сергей. Я не сразу заметил как из темноты появился гаишник, ткнул светящимся жезлом в впереди идущую машину, после, перевел волшебную палочку на нас.
— Топи, топи Серега!.. Мы, типа не заметили… Давай!.. Давай!..
Сергей, скрипя зубами вдавил педаль газа: — Эти "отментелят" так… Эх!..
Слышу, как возмущается настойчивый милицейский свисток.
— Ладно, тормози Серый! — говорю. — Не получилось…
— Куда тормозить, на хрен?! Уже попали! Какая разница теперь?!
Вышли на прямую. Разогнались до ста-шестидесяти. Далеко позади, замигали проблесковые маячки.
На заднем сидении зашевелился Антон: — Что случилось, куда летим?
— Это все он! — пожаловался я. — "Амигофренд". Я говорю — тормози, а он…
— И чиво?
— Ничего Антоша, спи, дорога дальняя… — Сергей успокаивающе зевнул.
Я оглянулся — огоньки уже ближе, доносятся звуки сирены. Улыбнулся Антону: — Спи, спи — тут ничего интересного…
— Сирену слышите?
Впереди вспыхнули фары, ослепили дальним светом. В уши врезался характерный звук. Встречная машина замелькала в цвете синих и красных лампочек.
— Оба-на! — возбужденно крикнул бородач. — Кого-то ловят! Давай посмотрим!
Влетели в подвернувшийся справа поворот. Машину занесло, по днищу застучал гравий, в открытое окно полетела пыль. Проехали еще метров сто, дальше дороги нет, уперлись в густой высокий кустарник.
Сергей с безразличной интонацией констатировал: — Тупик.
— О! Они тоже сюда повернули, — удивился Антон.
Я повернулся, в глаза яркий свет. Зашипел громкоговоритель, потом:
"Выходите из машины с поднятыми руками, в случае чего, открываем огонь на поражение!"
Сидели в камере уже больше часа. Настроение препаршивое. Антон метался взад-вперед, когда подходил к железной двери, постукивал по ней, приговаривая: — Вы не имеете права. Мне нужен мой телефон. Нельзя забирать телефоны…
Посмотрел на меня:
— Нельзя же забирать телефоны?!
Вообще, думаю, можно. Но кивнул Антону: из чувства солидарности.
Его настойчивые требования тяжело расслышать, даже мне, не говоря о людях за дверью. Но бородатый, уверенно ставил на количество, абсолютно пренебрегая качеством.
Тесное помещение без окна, у стены напротив двери — стол. Еще есть четыре железных стула. На одном из них была чашка. В ней — две ложки — из редкого, возможно неизученного, сплава. Одну ложку забрал Сергей. Прикладывал к массивному синяку под глазом, при этом всегда недовольно скалился, сплевывал под стол. Кровь уже не шла, но оранжевые слюни…
— Больно? — опять спросил Антон. — Как голова?
— Так, легкое "головокрушение"… ха-ха… "Конфузники замка ИФ" — твою мать! Вот Игорь молодец, думаю, он и сейчас еще не проснулся…
— А почему меня заметили? Я тоже сзади сидел, — пожаловался Антон.
— Ты сам вышел, — напомнил ему. — Говорили тебе — спи…
— Мне, просто, нужен телефон… Я имею право на один звонок.
— От звонка до звонка, — пробурчал Сергей.
— Извини, конечно Серега, но на хрена?!. — Антон говорил со сжатыми зубами, растопыренные кисти тряслись в воздухе; он будто взбалтывал огромный невидимый арбуз. — На хрена ты устроил эту драку?.. Это настолько все усложнило!..
Сергей удивился: — Меня лежачего два раза ударили по лицу ногой! Я просто дал сдачи. Меня мама так учила…
— Да! А мама тебе не говорила…
— Что?!
— Ничего… Дайте мне телефон, гады! — теперь уже во всю глотку завопил Антон.
Сергей принялся царапать ложкой свежевыкрашенную стену. Скоро появилась надпись:
"Я и двое моих слуг попали на этот остров в начале сего — третьего тысячелетия… в силу непредсказуемых случайностей. Туземцы прониклись агрессией. Оказываются физиологические побои! Воды и еды — по мизеру. На лицо проступили признаки физического и морального разложения. Бунты, саботаж, суицид и прочие непотребства… Обдумывается каннибализм — как способ оттянуть смерть…"
В дверь постучали.
— Надо же, какие вежливые, — заметил Антон.
— Занято! — говорю.
— Какой веселый молодой человек, — зло сказал, выглядывая из-за двери, уже знакомый мне, капитан. В нем было что-то хищное. Не сходящая с лица неприятная улыбка, выставляла на показ, острые, будто заточенные напильником, зубы.
Говорит:
— Не стоит так торопиться. Со временем, Вам выделят отдельную жил площадь, с постелью, сан узлом, со всеми, так сказать, удобствами. А это пока так — камера предварительного заключения, у нас это называется…
— Я знаю, — перебил я.
— О! Приятно иметь дело с опытным человеком. Идемте. — Позвал меня жестом. — Покажу Вам, как у нас тут все устроено…
Я поднялся, Антон встрепенулся следом.
— Не-не молодые люди — вы останьтесь. Отдыхайте. Можете ознакомиться с наскальной живописью. Вон видишь. — Он обратил внимание, рядом стоящего милиционера, на выцарапанное послание, Сергея:
— Уже кто-то отметился! Завтра чтобы все закрасил.
— Идемте. — Снова махнул мне. — Глеб Евгеньевич, кажется, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. Позвольте, а с кем я имею честь?..
— Антон Павлович — как Чехова.
— Повезло вам.
— Повезло, повезло…
Позади звякнули ключи, я, с показной бодростью, пошел вслед за капитаном.
Не смотря на глубокую ночь, встречали, много людей в форме. На этаже, больше двадцати кабинетов. Двери, во многих — настежь, горел свет.
Прошли несколько коридоров, спустились вниз по лестнице. Вдруг капитан остановился, повернул ко мне зубастую голову: — А вам Глеб Евгеньевич — не повезло. И вы, похоже, даже не представляете себе на сколько…
Пошли дальше.
— Антон Палыч, — говорю вслед суровому милиционеру, — если вы думаете, что можете так легко меня испугать… — Предал голосу твердость: — То учтите: своего вы добились… Я и сам, давно хотел к вам подойти. Имело место несколько необдуманных высказываний, которые я конечно записал… Планировал, отправить уже с очередным отчетом…
Остановились перед дверью, капитан осторожно взял меня за предплечье: — Не надо испытывать мое терпение Глеб Евгеньевич, видите, я пока добрый…
