Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 11
— Ты сейчас —
— Цена написания такого договора… Интересно, сколько это выйдет в еде? Я вообще смогу все это съесть?
Она нарочито ухмыльнулась и махнула хвостом, едва не свалив все со стола. Лоуренс понятия не имел, сколько же она прождала, пока он не угодил наконец в ее ловушку; и вот он сам себя похоронил этим обещанием… отказать ей было уже невозможно.
— Эй, у тебя сейчас лицо, как у юного Куроли было.
Она ткнула Лоуренса в нос, дразнясь, но у него не осталось сил, чтобы отпихнуть ее руку. Хоро спрыгнула со стола, потом развернулась и прижалась к спинке стула Лоуренса.
— О, ты и плакать тоже будешь?
Лоуренсу оставалось лишь улыбнуться; он поднялся на ноги и ответил:
— А что, можно — раз уж мне повезло, что здесь есть кто-то, кто может меня обнять.
Хоро просияла; Лоуренс собрался с духом и продолжил:
— Но сможет ли эта маленькая грудь выдержать —
Бам! И Хоро рассмеялась, потряхивая рукой. Лоуренс взял ее за эту руку и успокоил свое покачивающееся тело. Улыбка Хоро явно была фальшивой, но Лоуренс знал заклинание, которое может превратить ее в настоящую. Конечно, было ясно как день, что Хоро ждет это заклинание, и у Лоуренса не оставалось выбора, кроме как его произнести.
— Теперь я никогда не забуду твою улыбку.
Хвост Хоро распушился, и она крепко ухватила Лоуренса за руку.
В деревне, где она жила веками, осталось лишь ее имя, а саму ее постепенно забывали. Одних слов недостаточно, чтобы сохранить память о ее улыбке. А здесь и сейчас селяне снаружи готовили для нее и Лоуренса праздничную трапезу. Похоже, сегодня ночью трудно будет не опьянеть.
Хоро мягко кивнула, и улыбка на ее лице стала застенчивой.
Волчица и зеленая прогулка
Порою даже посреди самой лютой зимы выдается денек столь ясный и спокойный, что поневоле дивишься, не пришла ли весна раньше срока. В такие безветренные дни, если сидеть на солнышке, бывает даже тепло.
Даже торговец, ценящий время не меньше, чем деньги, задерживается в пути, чтобы понаслаждаться такими деньками. Он останавливает свою повозку на первой же лужайке, где не пасутся всякие коровы, берет в одну руку флягу, а в другую кус ржаного хлеба и, глядя в небо, потягивает вино и жует хлеб. Он отщипывает мелкие кусочки, пока ему это не надоедает, потом запихивает в рот остальное и почти засыпает, жуя.
Покрывающее его одеяло впитывает теплый солнечный свет, и у торговца создается ощущение, что он дремлет возле очага. Все, что достигает его ушей, — чириканье птиц и воображаемый звук, с которым теплые солнечные лучи ласкают землю. Подобные моменты — роскошь, доступная лишь путешественникам…
И с этой роскошью время от времени рождаются соблазны.
* * *Эта история началась поздним утром, когда солнце уже поднялось довольно высоко и зевать никому не хотелось; и началась она с карты. Лоуренс, путешествующий на запряженной лошадью повозке, встал вместе с солнцем и теперь думал, не разнообразить ли чем-нибудь скучную поездку; потому он и достал карту.
Эту карту он купил несколько лет назад вместе с подозрительной картой сокровищ — по дешевке, конечно. Карта сокровищ была на дешевой бумаге и, казалось, того гляди рассыплется вместе со своими секретами, но вторая карта, которая продавалась вместе с ней, была выполнена более практично — на прочном пергаменте.
Держа карту в руках, Лоуренс обратил взор на восток. Дорога, по которой ехала его повозка, шла вдоль леса, но на приличном удалении. Здесь было пустынно и скучно, а вот в том лесу деревья зеленели круглый год.
Лоуренс слышал, что сейчас этот лес вдвое меньше, чем был когда-то; изрядная его часть была вырублена, чтобы дать место новым городам. На карте были нанесены прежние границы леса, показывая, как велик он был прежде.
— Ты что там высматриваешь?
Лоуренс изучал карту, сидя на козлах, когда его спутница Хоро — обычно валяющаяся в повозке сзади — наконец заметила это и спросила. Лоуренс обернулся и увидел, что она, похожая на монахиню, полулежит, прислонившись к товарам, и, лениво склонив голову, смотрит на него.
— Похоже, тут где-то недалеко лесопилка.
— Лесопилка?
— Да, хотя ей больше не пользуются. Это такое место, где бревна пилят и хранят, чтобы потом использовать.
Естественно, былая красота леса Лоуренса не интересовала. Он отслеживал глазами идущую туда дорожку, потому что с той стороны лежала зеленая лужайка, которая его, напротив, как раз интересовала.
— О… так значит, та лесопилка прямо по пути?
Лоуренс вернулся к карте и продолжил объяснение.
— По эту сторону леса — торговый путь, который соединяет окрестные города и деревни. Здесь всегда людно, и пасется так много коров, что уже почти голая земля осталась. Но по ту сторону леса есть зеленая лужайка.
— Зеленая лужайка?
Хоро даже не удосужилась сесть, чтобы переспросить.
— Там трава растет всегда, даже в это время года.
Хоро замолчала надолго. Лоуренса это немного встревожило; он обернулся к ней и увидел, что она смотрит на него недовольно.
— Я не коза. Оттого, что я увижу лужайку, мое настроение не поднимется и вообще сердце не вздрогнет.
Она говорила абсолютно равнодушным тоном, и, если бы кто-нибудь подслушал этот разговор, он ни за что не уловил бы скрытого смысла ее слов. Однако Хоро не просто ходила вокруг да около.
Очаровательная пара острых ушей у нее на голове не принадлежала человеку, как и пушистый хвост, растущий от ее поясницы. Выглядела она девой лет пятнадцати, но на самом деле это была громадная волчица, способная проглотить взрослого человека целиком. Любой, кого бы озадачили сказанные ею только что слова, понял бы их значение сразу, как только увидел бы ее истинное обличье.
— Ну извини… но знаешь, было бы очень досадно, если бы та лужайка оказалась пригодна лишь для пастьбы.
— Хмм?
— В такие дни лужайка на пологом косогоре под теплым солнышком выглядит заманчиво, не правда ли?
Хоро устремила взор куда-то в пространство; секундой позже хвост в ее руках заколыхался. С ее-то воображением — она должна была отлично понять, как еще можно пользоваться лужайкой. Поэтому, когда она раскрыла рот, из нее буквально выпрыгнул вопрос:
— Но разве ты не торопишься?
Подремать на лужайке после поездки через лес — любой торговец скорее умрет, чем пойдет на такое; ведь время для этих людей — то же, что и деньги. Хоро спрашивала из искренней заботы о кошельке Лоуренса, но чарующая мягкость ее глаз могла дать сто очков вперед красавицам, что завоевывают сердца императоров.
