Александр Бруссуев - Полярник
Но вид одинокого белого человека, бредущего вдоль дороги — это вызов. Ко мне выстраивается очередь из машин, едущих со скоростью пешехода. Держась одной рукой за руль, они умудряются через пассажирское кресло открывать дверь другой, причем очень расчетливо, чтобы не цепануть ненароком придорожных кустов, третьей же в это время призывно махать, одновременно изображая на лице целую гамму чувств: только забравшись к нему, я смогу найти именно то, что мне нужно. Причем, что характерно, девять из десяти таксистов знают из английского лишь слово «окей». Наверно, в их понимании, это слово — самое нужное и понятное, зная которое, всегда запросто можно объясниться.
Я вежливо посылаю каждого подъезжающего ко мне по-русски в даль, ограниченную мужским естеством. Получается почти по-китайски, водители удручаются и нехотя отъезжают. Некоторые, особо настырные, принимают попытку во второй раз, но на них я уже никак не реагирую.
Наконец, от меня отстают все, кучкуются у проходной и бросают на меня злобные взгляды. Хоть бы кто-нибудь из них бросился на меня с кулаками! Вот бы я отвел душу! Но я отгоняю эту мысль, ведь в чужой стране, тем более в коммунистическом Китае, последствия неизвестны.
Я дошел до знакомого магазинчика, где уже пару месяцев покупал себе пиво, фильмы, фрукты. Эта лавка ничем не отличалась от других по разнообразию ассортимента, цены тоже были одинаковыми, просто здесь работала продавщица, способная понять и говорить на английском языке. Меня она считала, почему-то, немцем, хоть я и раньше неоднократно говорил, что я из России. Вот и сейчас она, увидев мое приближение, замахала призывно рукой и, улыбаясь во весь рот, заблажила «вэлкам» со скоростью шестьдесят «вэлкамов» в минуту. После десятого повторения мне удалось вставить свое вежливое «здрасте». Улыбающаяся продавщица очень напоминала собой раскормленного сощурившегося кролика на задних лапах.
— Чего желаете? — поинтересовалась она, — как обычно?
Я, честно говоря, не особо догадывался, что я брал обычно, но предполагал, что если бы кивнул в знак согласия, то непременно бы получил продуктово — вещевой пакет долларов этак под триста.
— Мне бы постричься вначале, — предложил я.
— Хорошо, — согласилась продавщица. — Здесь рядом несколько парикмахерских, я тебя провожу.
— Спасибо. Я очень рассчитываю на Вашу помощь, особенно как знатока английского языка.
Кролик заулыбался пуще прежнего, польщенный донельзя.
Мы пошли вдоль улицы по направлению к вывеске, изображающей голову девушки из японских мультфильмов. Пышная прическа наводила на мысль, что здесь действительно что-то делают с волосами. Характерное для мультипликаторов страны восходящего солнца отсутствие носа пока ни с чем не ассоциировалось.
Сквозь застекленную дверь под вывеской я увидел несколько пар довольно грязных пяток, торчащих из-под одеяла. Вряд ли они принадлежали одному человеку, почивающему на полу.
Моя провожатая сунула голову в незапертую дверь и что-то требовательно зацыкала. Четыре пятки убрались под одеяло, и высунулась одна очень лохматая женская голова.
«Мутант», — подумалось мне.- «Чем же она стрижет?»
Голова вяло мяукнула в ответ и, обессиленная, вновь потеряла сознание.
— Они говорят, что еще очень рано для работы, чтоб ты пришел после обеда, а еще лучше вечером, — прокомментировала мне продавщица.
— Не, после обеда мы уже уедем отсюда. А чего это им десять часов — рано?
— Ну, они еще массаж делают, — уклончиво ответила она.
Я догадался об истинной профессии этих парикмахерш и понял, что на вывеске упор делался как раз на отсутствие носа, а не на пышности прически.
— Нет, мне нужна парикмахерская, где бы мне только волосы постригли. Без всяких массажей! — объяснил я, и моя провожатая, понятливо кивнув, предложила мне пройти в какую-то подворотню, отводящую от центральной улицы куда-то вглубь.
Я и не предполагал, что через десять метров от пустынного проспекта кипела настоящая китайская жизнь. Целые полчища близнецов китайского пошиба маршировали в обоих направлениях. То ли работа у них была такая: бродить туда — сюда, то ли я просто не мог найти отличия в сменяющих друг друга людях.
Буквально через двадцать метров находилась искомая мне парикмахерская. За большим стеклянным окном высокая китаянка с волосами всевозможных раскрасок ловко помахивала ножницами над круглой головой насупленного соплеменника.
— Только она не говорит по-английски, я сейчас с ней договорюсь и вернусь в свой магазин. Хорошо? — спросила меня продавщица.
— Ладно, — пожал плечами я, — только узнай у нее, пожалуйста, сможет ли она дать мне сдачу с пяти долларов — стрижка должна стоить не более трех, как обычно.
Моя провожатая юркнула к расписной девице, побеседовала что-то, указывая на меня через окно. Та откровенно и как-то оценивающе посмотрела на меня, задумчиво помахивая ножницами, потом кивнула головой. Ее клиент все также угрюмо пялился перед собой. Может это вообще манекен?
Моя переводчица предстала передо мной, объяснив, что сейчас мастер дострижет того мурлока в кресле, потом я. Сдачу с пяти долларов она даст. И ушла в свой магазин, в котором уже, наверно, томились человека три филиппинца, ожидающих свои диски караоке.
Глазеть по сторонам мне не хотелось — все глазели на меня. Стоял, возвышаясь над людской рекой, как тополь на Плющихе. Захотелось вмазать сто грамм ледяной водки, закусив селедочкой под клюквой, но быстро отогнал от себя такие мысли и мечты. Мне пока по рангу не положен такой деликатес.
Наконец, вышел круглоголовый, ожесточенно почесался на пороге и пошел по своим неведомым делам, солидно и важно неся сквозь толпу свои сто тридцать сантиметров роста.
А парикмахерша уже каркающим голосом завлекала меня внутрь. Я ступил в дверь и слегка пошатнулся: таким зрелищем у нас не балуют ни одного фаната стрижки. Под специфическим постригательным креслом лежали горы черных волос. Китаянка деловито затолкала эти волосяные кущи шваброй под зеркало и жестом предлагала мне присаживаться. Интересно, неужели все эти волосы были добыты с этого карлика? Или здесь за ночь прошли уставную обработку все призывники в народную армию Китая?
Садиться в кресло как-то не хотелось. Но убегать уже было не совсем удобно. Я внимательно присмотрелся к богатой питательной среде для париков мерзких китайских кукол, тщась углядеть внутри шевеление. Вот тогда бы я ушел с чистой совестью. Но волосы были неподвижны. Я изобразил двумя перекрещенными с растопыренными пальцами ладони и ткнул ими в направлении волосяных залежей и бровями изобразил вопрос китаянке. Та, догадавшись, визгливо и гадко рассмеялась, отрицательно помотав головой. Типа, у нее здесь все цивильно, культурно и стерильно.
