Коллектив авторов - Приключения 1972-1973
– Разве это первый раз? – Дзенис взял со стола черную пепельницу и повертел в руках. – Чем проще способ преступления, тем труднее бывает его распутать.
– Да и машина, – продолжал рассуждать Соколовский. – От Калнциемы до дома Лоренц километров восемь‑девять. Надо ехать на двух троллейбусах. Да еще сколько топать пешком. Старухе трудновато. Ясно, на машине скорей.
Дзенис поставил пепельницу на место.
– И еще одно важное доказательство я обнаружил во время обыска на квартире Краузе.
В дверь просунулась завитая головка секретарши.
– Товарищ Дзенис, вас шеф к себе просит, – прощебетала она тонким голоском. – Там милицейских собралось видимо‑невидимо. Наверно, что‑то важное.
– Спасибо. Сейчас иду.
– Да, немало мы наломали дров в этом деле, – никак не мог успокоиться Соколовский.
7
Накануне во время допроса Зиткаурис показал Дзенису старую, еще довоенных времен фотографию. С пожелтевшей карточки на помощника прокурора смотрела спесивая и видная собой девица. Теперь перед ним сидела совсем другая Алида Лоренц. Ногти обломаны, платье помято, из‑под платка выбиваются нечесаные седые космы.
Противно было смотреть, как эта опустившаяся, словно заплесневевшая старуха из кожи лезет вон, чтобы под маской дешевого высокомерия спрятать свой страх. Она сидела у стола помощника прокурора и вела себя так, словно была до глубины души оскорблена несправедливым отношением к ней, как будто бы ее присутствие здесь было сущим недоразумением, которое вот‑вот выяснится, перед ней извинятся, а кое‑кому за это крепко влетит.
Допрос тянется почти час. Время от времени Лоренц подавляет зевоту, притворяется, будто не слышит или не понимает вопросы Дзениса. Иной раз нехотя что‑то произнесет в ответ, но разговора по существу не получается. Можно подумать, все, о чем тут говорится, не имеет к ней ни малейшего отношения. Затем она неожиданно бросает на помощника прокурора оценивающий взгляд. Красноватые глазки под увядшими веками с прожилками сосудов вспыхивают и впиваются в Дзениса. Глубоко впиваются, словно хотят выведать, что у этого представителя власти на уме.
Советская власть национализировала частную собственность Лоренц – отобрала у нее магазин и дом, лишила возможности жить с комфортом за счет других и чваниться своим превосходством над трудовым людом. По этой причине Лоренц всей своей душой ненавидела Советскую власть и тех, кто ее представлял. Она и не скрывала своей ненависти.
В кабинете присутствовали еще двое. Они не принимали участия в допросе Лоренц. Борис Трубек внимательно следил за тем, как Дзенис пытается вызвать Лоренц на откровенность, выкладывая из своего арсенала аргумент за аргументом и все туже затягивая петлю из доказательств. Старуха, в свою очередь, продолжает строить из себя наивную простушку. Прокурор Озоллапа, сидевший рядом с Трубеком, уже начал нетерпеливо барабанить по коленкам.
Под конец и Дзенису надоело бессмысленное запирательство Лоренц.
– Я даю вам возможность смягчить вину чистосердечным признанием, – сказал он. – Вы не желаете воспользоваться этой возможностью. Упрашивать не буду. Доказательств достаточно, чтобы обойтись и без ваших показаний. Я расскажу, что произошло в вашей комнате.
Озоллапа закивал: давно пора было перейти на такой тон, нечего с ней миндальничать.
Алида Лоренц выпрямилась и застыла как истукан. Лишь глаза засветились еще более яростной злобой.
Дзенис встал и прошелся взад‑вперед по кабинету. Он как бы говорил теперь не с Лоренц, а обращался к Озоллапе и Трубеку. Мысленно Дзенис уже выступал с обвинительной речью, рисуя перед судом детальную картину происшествия на улице Вайрога.
– Что дальше? План разработан достаточно подробно. Остается осуществить. И чем скорей, тем лучше. Молодой наглец не отстанет, в этом нет никаких сомнений. Он может объявиться и до субботы. Поэтому Лоренц принимает решение ковать железо, пока горячо. И начинает с того, что заклеивает дверь в комнату соседей: Геновева Щепис – женщина любопытная! На следующее утро Лоренц звонит своему сыну, Вальдемару Лапиню, просит привезти из Задвинья ее бывшую продавщицу Эльфриду Краузе. Есть, мол, срочное дело. Лоренц будет поджидать Краузе в маленьком кафе на улице Бикерниеку, а это почти рядом с ее домом, домом, где живет Лоренц.
Трубек не спускал глаз с Лоренц. Он заметил, как она съежилась при упоминании имени Эльфриды Краузе. Но это длилось не долее секунды. Лицо арестованной тотчас скрылось под маской безразличия.
– Товарищ Дзенис, у вас был об этом разговор с Вальдемаром Лапинем? – официально задал вопрос Озоллапа.
– Он все это подтвердил.
– Почему раньше он ни слова не сказал о поездке?
– Лапинь отвез тогда Краузе в кафе, оставил ее в обществе своей матери и сразу уехал. Он не знал, какого числа произошло убийство, потому ему и не пришло в голову соединить эти два события. Итак, идем дальше. Из кафе Лоренц пригласила Краузе к себе домой. Она действовала расчетливо и осторожно. Свою гостью провела в комнату не замеченной соседями. Дома Лоренц угостила ее кофе, в который подсыпала веронала…
– Ложь! Гнусная ложь!
Истерический вопль заставил Дзениса обернуться. Лоренц стояла сгорбившись около своего стула и судорожно сжимала руками его спинку. Не осталось и следа от первоначального спокойствия и наигранного простодушия. Ее трясло как в лихорадке.
Всегда отзывчивый Дзенис на этот раз не испытал ни малейшего сострадания к арестованной.
– Садитесь и не перебивайте! – жестко прикрикнул он на нее. – Вам была представлена возможность дать показания. Вы ею не воспользовались. Теперь слушайте.
Дзенис снова обращался к Озоллапе и Трубеку.
– После эксгумации в трупе Краузе был обнаружен веронал.
– Да, – согласился Озоллапа, – веронал может сохраняться в тканях год и даже дольше.
– Это снотворное средство теперь употребляют редко, – продолжал Дзенис. – В аптеках оно продается только по рецептам. Я тщательно обыскал квартиру Краузе, нашел различные лекарства, но веронала там не было. В поликлинике беседовал с врачом, у которой лечилась Краузе. Она никогда не выписывала своей пациентке веронал. Из снотворных Краузе употребляла лишь димедрол.
– В квартире Лоренц веронала мы тоже не нашли – заметил Трубек.
– Не нашли, – не возражал Дзенис. – Поскольку в комнате вообще не было никаких медикаментов, хотя Лоренц и сердечная больная. Всю свою аптеку она увезла с собой в Палангу. Вчера я звонил врачу Страуткалн. Она прекрасно помнит, что время от времени давала Лоренц рецепты на веронал. Одним словом, круг замкнулся. Эльфрида Краузе, напившись кофе с вероналом, почувствовала усталость, прилегла на кровать Лоренц и крепко уснула. Лоренц перешла к осуществлению главного пункта своего зверского замысла. Взяв из‑под керосинки кирпич, она нанесла им несколько ударов по лицу Эльфриды Краузе. Била до тех пор, пока оно не было изувечено настолько, что труп нельзя было опознать. Этим также объясняется и то, что брызги крови на стене рядом с кроватью направлены снизу вверх. Расчет Лоренц был прост и точен. Когда обнаружат труп с изуродованным до неузнаваемости лицом, никомувголову не придет, что жертва не хозяйка комнаты, а другая женщина. Во‑первых, это оградит Лоренц от следственных органов, во‑вторых – и это главное – спасет ее от преследования Альфреда Инуса. Двух зайцев одним выстрелом! Для вящего правдоподобия она инсценирует нападение с целью грабежа. Опрокидывает стул, разбивает об пол вазу, перерывает ящики комода. И мы, надо признаться, клюнули на эту удочку. Затем берет вещи, драгоценности, запирает дверь и ретируется.
