Александр Омильянович - В Беловежской пуще
Вырва уже установил контакты с некоторыми подпольщиками по старым связям, но они не подходили для диверсионной работы. Лукаш и Арцишевский заверяли Вырву, что вскоре подвернется оказия и он сможет без подозрений познакомиться со многими товарищами и поговорить с ними. Этой оказией должна была стать свадьба Антонины Арцишевской с Миколаем. День свадьбы еще не был установлен, но Вырва сказал, что обязательно будет на ней.
Вечером 27 сентября в доме Яна Арцишевского состоялась свадьба его дочери Антонины. Собралось много гостей. Кто-то принес гармонику. Настроение у всех было приподнятое.
Лукаш и Сибиряк пришли последними и быстро включились в свадебное веселье. Вырва проницательным взглядом изучал собравшихся.
В комнате раздавался звон стаканов. Здесь же танцевали. На какое-то время все забыли о войне и оккупации. Это временное настроение передалось и Вырве. Только Лукаш украдкой бросал взгляд на циферблат часов, ждал и прислушивался...
Шмидт нервно поглядывал на часы и телефонный аппарат. «Уже пора бы получить сообщение. Ведь наступили сумерки, и свадьба должна начаться. Они, наверное, тоже там...» — мысленно повторял он. Наблюдатели, которых он расставил на улочках, выходивших на Пласкую, не могли ошибиться — Хартного знали лично. Вырва должен был встретиться с ним в районе Антонюк и затем вместе идти на Пласкую.
Раздался телефонный звонок. Шмидт быстро снял трубку. Прикусил губу. Да, он ждал именно этого сообщения. Быстро набросал на листке бумаги:
«Хартный и Сибиряк направились на улицу Пласкую в двадцать три часа...»
Операцией по взятию Сибиряка руководил Махоль. Он расставил патрулей, а сам с группой эсэсовцев притаился за ближайшим сараем, откуда был виден вход в дом номер семь. Из окон слышались звуки гармоники и гул голосов. Скрипнули двери. В луче света гестаповец увидел, как из дома вышла молодая девушка. На минуту задержалась у порога, а потом направилась по тропинке через двор.
— Задержать ее! — приказал Махоль.
Один из эсэсовцев бросился к девушке, она заметила его и повернула обратно. Послышался выстрел, и девушка упала.
— За мной! — Махоль взмахнул пистолетом. Эсэсовцы бросились к дому. Выстрела в девушку никто в доме не услышал. Его заглушили звуки гармоники.
Затрещала дверь. Сквозь клубы табачного дыма стал виден заставленный посудой стол... Эсэсовцы стволами пистолетов и автоматов оттеснили танцующих к стенам. Гармоника замолкла. Все произошло так молниеносно, что никто не успел схватиться за оружие или убежать. Вырву, которого гестаповцы узнали без труда, моментально схватили, отобрали оружие.
Взгляд Махоля на секунду встретился со взглядом Хартного. Они поняли друг друга...
Грузовик подъехал прямо к дому. Всех арестованных вывели и затолкали в крытый брезентом кузов. Два эсэсовца и Махоль вывели связанного Вырву, втолкнули в легковой автомобиль. Машины рванули с места.
На тропинке рядом с домом лежало тело молодой девушки. Из распахнутых настежь дверей во двор падала полоса света. В комнате, где еще минуту назад царили говор и оживление, теперь было пусто и тихо.
Шмидт, Альтенлох и Хаймбах ждали. Из глубины коридора послышался топот ног. Дверь открылась, и вошел Махоль. Резко выбросил руку вверх и доложил:
— Герр штурмбанфюрер, приказ выполнен!
В эту минуту Плауман и Кёниг ввели в кабинет Вырву. Он вошел не спеша, слегка прихрамывая, спокойно стал возле стены, окинул взглядом присутствовавших. В кабинете воцарилось молчание. Шмидт, сложив руки на груди, с какой-то смесью ненависти и интереса смотрел на легендарного Сибиряка. Долго мерил его взглядом, затем приказал развязать и тщательно обыскать. Гестаповцы выполнили приказ и вышли из помещения. Остались только офицеры.
— Сибиряк? — по-русски спросил Шмидт.
— Да, — без колебания ответил Вырва.
— Ян Вырва — это твоя настоящая фамилия?
— Да.
— Коммунист?
— Да.
— Эшелоны, автомашина на Зеленой, нападение на мост в Лапах, рация, листовки, убийство человека в поезде — это твоя работа?
— Моя.
— С Оловянной ушел?
— Ушел.
— Был ранен?
— Был.
— Тем не менее попался! Мы одолели тебя.
— Но не победили...
— Что это значит? — сорвался с кресла Альтенлох.
Сибиряк ничего не ответил на это. Он смотрел куда-то поверх голов собравшихся в кабинете гитлеровцев. Мысли его были далеко.
Подробный допрос Вырвы начался в ту же ночь...
Камера была тесной. Тяжелые, обитые железом двери отгораживали ее от коридора, а маленькое окно с решеткой — от свободы. Внутри стоял только топчан.
В течение нескольких недель в этой камере содержались двое заключенных. Это были Ян Вырва и Ян Арцишевский. В первое время Сибиряка вызывали на допросы каждый день. После многочасовых истязаний его приносили в камеру в бессознательном состоянии. Он не рассказывал о пытках, которым его подвергали, не жаловался и не ругался. Со своим товарищем по камере был немногословен. К тому же не о чем было особенно говорить. Все, что произошло, было очевидным... Они поняли, какую роль в уничтожении группы на улице Оловянной сыграл провокатор Лукаш — Хартный, знали о его роли в аресте подпольщиков на улице Плаской. Только Вырва знал об этом гораздо больше, чем Арцишевский. Он сопоставил все факты, разговоры, подозрения Антона, вопросы гестаповцев, задаваемые на допросах, и понял все... Видимо, это и причиняло ему больше всего мучений.
Он был убежден, что борьба продолжается и будет продолжаться до самой победы. Пусть он погибнет, но после него придут новые люди...
Он был готов к смерти с того дня, когда разразилась война, и особенно с того времени, когда начал свою деятельность в Хомонтовцах. Правда, иногда он думал и верил в свою силу, удачу. И даже теперь, несмотря на то что смерть стояла рядом, ему казалось, что это еще не конец. Если погибнуть, то в бою...
На допросы его водили всегда связанным, в сопровождении двух гестаповцев, и возможность побега при этом исключалась.
Через несколько дней пребывания в камере он пришел в себя после первого потрясения. Подолгу прислушивался к шагам часового за окном камеры и к шуму, доносившемуся из коридора. Постепенно у него рождался замысел, отчаянный и смелый, как всегда. Он не мог ждать. Голод и истязания на допросах отнимали последние силы, а именно они были так необходимы ему для осуществления плана.
Полотно ножовки для перепиливания решетки, тонкое, как волос, и потому на тюремном жаргоне называемое «волосом ангела», было спрятано в его пиджаке. Во время обыска ее не нашли. Арцишевский, посвященный в план побега, должен был ему помочь.
![Иоанна Хмелевская - Большой кусок мира [Большой кусок света]](/uploads/posts/books/227132/227132.jpg)