Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Книга 1
– Фу! Свой!..
Собака следила за каждым движением, хрипло рычала, но голос хозяина был крепче поводка. Русинов приблизился к Раздрогину и вдруг увидел, что изо рта по бороде у него течет кровь.
– Ты почему здесь? – тихо спросил он.
– А ты? – вместо ответа спросил Русинов. Раздрогин промолчал, кивнув на убитого:
– За тобой шли?
– За мной… Дай перевяжу? У тебя пробито легкое. Тот закашлялся, отплевал кровь:
– Не нужно… Все внутрь идет… Отек… Автоматы забери, трупы – под камень…
Русинов опрокинул первого убитого – тот самый конвоир, что высадился на свертке ждать «Опель»… Сволок его меж глыб, туда же притащил второго, тоже знакомого: во время допроса бил по животу и печени… Забросал камнями. Раздрогин сидел отстраненно, прикладывал снег к груди…
– Их было трое… Где еще один? – спросил Русинов.
– В горах лежит, пошли, – отозвался Раздрогин и поманил рукой собаку. Русинов забросил автоматы за спину, хотел помочь Виталию, однако тот отстранил его руку, пошел сам. Двигался медленно, от дерева к дереву, сплевывая на снег набегавшую кровь. Овчарка шла впереди – куда-то вела, потому что Раздрогин держался ее следа. Через полкилометра он выдохся, долго стоял, прислонившись к дереву, потом сказал, будто сопротивляясь какой-то внутренней мысли:
– Повинуюсь року…
На подъеме он начал задыхаться, и тогда Русинов подставил ему плечо. Раздрогин обнял его за шею, но повисал еще не сильно – сопротивлялся слабости.
– Сам виноват… Поспешил…
Недоговорил, потряс головой. В груди булькало и шипело, будто разорванный кузнечный мех. Живыми на лице оставались лишь глаза… Овчарка между тем тянула в гору, изредка останавливалась, прослушивая пространство впереди. Один раз Виталий вдруг остановился, посмотрел на Русинова так, словно только что обнаружил его рядом с собой.
– У тебя срок вышел! – сказал он. – Тебе же пора уходить! Ты дал слово!..
Потом махнул рукой, прикрыл глаза, переждал боль. Русинов понял, что можно не отвечать…
Овчарка вывела их к трупу третьего преследователя. Ни слова не говоря, Раздрогин прислонился к дереву, опустился по нему на землю. Русинов понял, что нужно делать: через десять минут и этот «афганец» лежал под камнем. Надо же было отвоевать и уцелеть в чужой стране, в чужих горах, чтобы успокоиться в своих…
А собака, будто часовой, сидела возле дерева, склоненного к земле, и ждала. Под этим деревом, прикрытый двумя камнями, оказался лаз в пещеру. И стало понятно, каким образом Раздрогин напоролся на людей Тарасова. Наверное, не выпустил вперед собаку, а вылез сам. И столкнулся с ними в упор…
Километрах в трех ниже еще поднимались от костра клубы пара и дыма, а еще ниже, почти на одной линии, виднелась голова останца со знаком жизни. У Русинова уже не оставалось сомнений, кто был Данилой-мастером, спасшим девочку Ингу. Сказка получала не печальный, а трагический конец. Они забрались в пещеру, Раздрогин велел прикрыть вход камнями, достал откуда-то спрятанный фонарь, осветил низкое, уходящее в темень горы пространство. Собака уже была впереди, поскуливая, звала за собой. Перевел луч на лицо Русинова.
– Давай сядем, поговорим, – предложил он и замолчал. Свет фонаря бесцельно блуждал по стенам – у Раздрогина слабели руки. Русинов молча ждал.
– Плохи мои дела, – проговорил наконец Виталий. – Жалко… Но это рок. И у тебя тоже… Ты тоже все потерял… Друг твой погиб…
– Какой друг? – холодея, спросил Русинов.
– Афанасьев, Иван Сергеевич…
– Почему? Как? Кто?
– Летел на встречу с тобой, – тяжело дыша, объяснил Раздрогин. – Шведы его раскрыли… Вернули борт, полетели с ним… Тоже рок… Вертолет потерпел катастрофу…
«Откуда тебе известно?! – про себя воскликнул Русинов и промолчал. – Если говорит, значит, знает…»
– Мы схоронили его, ты не волнуйся, – продолжал он. – Достойно… Теперь ты меня схоронишь. Я укажу где…
Успокаивать его, говорить какие-то слова было глупо. Раздрогин понимал, что при таком ранении он долго не протянет. Нужна немедленная операция, а кто ее сделает в горах и чем?.. Часа через три-четыре он просто захлебнется кровью…
– Выполни одну мою просьбу! – вдруг попросил он. – Не посчитай за труд…
– Говори, – в темноту обронил Русинов.
– Выбирайся наружу и иди строго на восток… Через три с половиной километра увидишь останец… Высокий, заметный… Под ним – осыпь. И знак увидишь, белой краской… Там должна быть девушка. Инга… – Он помолчал. – Передай ей… Данила-мастер кланяться велел… Провинился, скажи, перед Хозяйкой Медной горы… А она его в зал Мертвых заключила… На сто лет… Пусть Инга придет ровно через сто… В этот же день… Только ты не смейся, Мамонт. Передай все, как прошу.
– Передам, – проговорил Русинов и полез в дыру. Выбравшись на поверхность, он заложил камнями вход, на непослушных ногах спустился на восток метров на двести, лег за высокие глыбы и закусил рукав куртки. Он думал, что когда войдет в пещеру за Данилой-мастером – это будет самый счастливый миг в его жизни. Но оказался самый горький час. Больше всего почему-то было жаль себя. В это летописное мгновение он оставался совсем один и завидовал мертвым…
Он не стал выжидать время, за которое бы успел сходить к камню со знаком жизни и вернуться назад; скрывать, обманывать такого сильного человека, как бывший разведчик Раздрогин, не было смысла и выглядело даже кощунственно. Он протиснулся через узкий лаз и ввалился в темноту пещеры. Фонарь не загорался…
– Виталий? – окликнул Русинов, шаря в темноте руками. – Данила?
Вместо него неожиданно тоненько заскулила собака, и Русинов ощутил под руками ее влажную шерсть. Наугад сделал несколько шагов вперед и наткнулся на Раздрогина, нащупал лежащий рядом фонарь, включил его – Виталий был без памяти.
– Данила? Данила?! – потряс за волосы. Тот очнулся, глянул живыми, осмысленными глазами, попытался сесть. В груди его засвистело, забулькало.
– Видел? Она пришла? Она там?
И столько надежды было в его вопросах, столько затаенной, мужской радости, что язык не повернулся сказать правду.
– Пришла…
– Выключи фонарь, – попросил он и долго молчал. Затем тихо спросил: – Какая она?.. Какая она стала?
Русинов описал, какую видел в своем воображении, – стройная, высокая, волосы наотлет…
– Повинуюсь року, – пробормотал Данила. – Ты ей все передал?
– Да… Она придет, ровно через сто лет. Они долго молчали. В темноте лишь поскуливала овчарка, вылизывая простреленную грудь Данилы.
– Что она еще сказала? – скрывая внутреннюю жажду и нетерпение, спросил он. – О чем вы говорили?
