Робер Мерль - Остров
— Мне хорошо, — сонно сказал Парсел.
— Тебе хорошо, мой малыш? — тихонько спросила она.
Голос ее рокотал, как легкий прибой в хорошую погоду на пляже. Она добавила:
— Листья не слишком жестки? Хочешь иди ко мне?
И прежде чем он успел ответить, она приподняла его и прижала к себе. Аромат сразу усилился, и Парсел замер с открытыми глазами. Он ощущал восхитительную полноту жизни. Все смешалось — аромат и плоть. Отяжелев, но не ослабев, он почувствовал себя растением, которое наливается соком.
В эту минуту странная, нелепая мысль мелькнула у него в голове.
— Скажи, откуда ты взяла рыбу? Перитани не удили сегодня утром.
Она ответила:
— Ороа ходила на рыбную ловлю.
Он мысленно проследил путь Омааты после того, как она ушла из пещеры. Она выбросила тело Тими в море, вернулась в свою хижину, взяла там одеяло, рыбу, лепешки и…
Он широко раскрыл глаза. Значит, вот это что! Он поднял руку и ласково провел ею по шее Омааты. Под его пальцами перекатывались шишки пандануса, и он почувствовал связывающую их лиану. Он склонился к ним, понюхал и сказал, вскинув голову:
— Ты надела свое ожерелье?
Грудь Омааты приподнялась, послышался легкий вздох, и все стихло.
— Омаата…
Она молчала. Он поднял руку и провел ладонью по ее широким щекам.
— Омаата…
Через минуту она мягко взяла его лицо в обе руки и приложила к своим бусам. На мгновение он замер, склонившись на ее грудь. Шишки впивались ему в щеку, он повернул голову, с силой вдохнув их аромат. И почувствовал, как пьянящий запах проникает не только в ноздри, но и во все поры его кожи. Голова его опустела, стены пещеры исчезли, он шел по берегу, северо-западный ветер хлестал его в лицо. Ему казалось, он вот-вот полетит. Он сильно оттолкнулся от земли ногами, распростер руки и стал парить в воздухе, трепеща крыльями.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
— Адамо!
Парсел открыл глаза. Перед ним была Итиа. Итиа, неподвижная, безмолвная. В пещере было почти светло.
Он сел. Ему никак не удавалось приподнять слипшиеся веки. Черты лица Итиа расплывались перед ним. Он почувствовал, что происходит что-то странное. Итиа ничего не говорит. Не бросается ему на шею.
Он пошарил рукой около себя.
— Где Омаата?
— В деревне, — мрачно ответила Итиа.
— Что она делает?
Итиа пожала плечами.
— Что она может делать?
Он посмотрел на светлое пятно на стене. Солнце стояло уже высоко. Видно, он долго спал. Он прищурил глаза, и все прояснилось. Взглянув на Итию, он разглядел выражение ее лица.
— Итиа!
— Война кончилась, — сказала она все так же мрачно.
Он вскочил, открыл было рот, но не мог ничего сказать. Он знал, он уже все знал!
— Меани?
Она смотрела прямо перед собой и тихо произнесла:
— Все, все. Кроме Тетаити.
Затем отвела глаза и сказала враждебно:
— Он даже не ранен.
Последовало молчание, и Парсел повторил настойчиво, словно ребенок:
— Меани?
Она два раза кивнула головой. Парселу показалось, что его глаза вот-вот выскочат из орбит, черная пелена опустилась перед ним, он вытянул руки, упал на колени, потом ничком.
— Адамо!
Итиа бросилась к нему и перевернула его на спину. Он был совсем белый, закрытые глаза провалились. Она послушала его сердце. Оно билось, но очень неровно.
— Адамо!
Она принялась хлопать его по щекам. Лицо его дрогнуло, чуть порозовело. Она опустилась на колени и стала снова шлепать его по щекам обеими руками.
Когда она остановилась, он разжал губы и сказал чуть слышно, но настойчиво:
— Бей, бей!
Она снова принялась хлопать его по лицу, и он приоткрыл веки. Все было туманно, неясно. Он посмотрел на Итию и снова закрыл глаза. Хлопки по щекам продолжались, и он прошептал: «Бей, бей». Ему казалось, что под этими равномерными ударами кровь приливает к его голове. Ему стало немного легче.
Он оперся на локоть. Дурнота прошла, но он чувствовал себя совсем разбитым. Он сказал тихонько по-английски: «Меани умер». Но слова эти не имели смысла. Он не страдал. Он ничего не чувствовал. Ни единой мысли в голове.
Итиа вытянулась подле него и взяла его за руку. Он повернул к ней голову, глаза его смотрели без всякого выражения.
— Как? — спросил он слабым голосом.
— Вчера вечером «те» напали на перитани перед наступлением ночи. Вождь был убит. Крысенок и Скелет скрылись в доме. Они стреляли всю ночь. А «те» сидели на деревьях. Они тоже стреляли. Под утро они перестали. Перитани ждали долго, долго… А когда взошло солнце, они решили: «Ладно. Теперь они ушли». Тогда Крысенок и Скелет вышли из дома, а «те» их убили.
— Меани?
— Он слишком рано подошел к Крысенку. Тот еще не умер. Еще не совсем умер. Он выстрелил.
Парсел опустил голову. Убит Смэджем. Какая насмешка! Но нет, тут даже не насмешка. Меани убит. Вот и все.
Прошло несколько секунд. Парсел лежал, ничего не чувствуя, безвольный, отупевший. Он ни о чем не думал.
Итиа спросила:
— Продолжать?
— Да, — сказал он слабым голосом и закрыл глаза.
Она заговорила спокойно, не выказывая волнения:
— Тетаити отрезал головы. Потом послал Раху и Фаину в лагерь за пуани, где лежали головы других. Он расставил восемь копий вокруг дома таитян и воткнул на них свои трофеи. Тогда женщины принялись кричать, а он сказал: «Почему вы кричите? Вы не мои рабыни, а женщины моего племени. А они были иноземцами и оскорбили нас». Но женщины продолжали кричать, и Омаата сказала: «Ты воткнул головы наших танэ на пики — ты обращаешься с нами, как с рабынями». Тогда ваине заговорили все разом, осыпая его упреками. Тетаити терпеливо выслушаю их и сказал: «Эти мужчины были чужестранцами и подняли на нас оружие. Мы их убили в честном бою, и я украсил свой дом их головами, чтобы прославить себя, ибо я хорошо сражался. Я был смелым и хитрым. И я остался жив. А они мертвы. Но вы — вы мои сестры. Я не смотрю на вас, как на рабынь. Пусть та, которая захочет войти в мой дом, входит. Я встречу ее с почетом». Потом он оглядел женщин одну за другой. Не тем взглядом, который зовет. Нет, совсем другим взглядом. Он стоял, опершись на ружье, а за поясом у него был нож. Большой человек! Сильный человек! Женщины тоже смотрели на него. Тогда Ороа, которая еще при Скелете и даже при Уилли, бывало, немного играла с ним, заявила: «Сними голову моего танэ с копья, и я приду в твой дом». И Тетаити ответил, как будто с сожалением: «Нет. Таков обычай». Все замолчали. И одна лишь Таиата вошла в его дом. А когда Ороа это увидела, то крикнула с насмешкой (а может, просто со зла): «Человек! Ты приобрел себе сокровище!» И все женщины покинули его, кроме Таиаты и, конечно, Рахи и Фаины.