Елена Бушаева - Похождения бравого рядового Гувер
— Много чего. Сегодня на обед давали кашу с кусочками колбасы. Кто это придумал и зачем? Пришлось выковыривать и есть. Эти долбанные курсанты так намыли пол, что теперь на нем можно кататься, что они и делают. Какой-то урод разрисовал портрет президента в главном холле маркером…
— Что ты скажешь о Стефе?
Вместо ответа Дантон вытащил пачку сигарет и глубоко затянулся, хотя в палате курить было нельзя.
— Вот как тут бросить? Стеф как Стеф. Вы простите, сэр, но он больной на всю голову, хотя и с огоньком.
— Ты бы его смог пристрелить?
— Прикажите?
— Нет. Не сейчас. Но смог бы?
— Я солдат, сэр.
Кейдж усмехнулся.
— Ясно. Подойди к Доусону и передай ему, что пока я не смогу передвигаться, он будет моим временным заместителем. Особо подчеркни слово «временным», в последнее время Грегори и без того нервный.
— А повышения он давать сможет?
— И не мечтай. Я тебе доверил номера второго, и что ты с ней сделал?
— Эм… что?
— Ничего. Вот поэтому и никакого повышения. Иди отсюда, Дантон.
— Грегг, мы можем поговорить серьезно?.. Ой, вот только не надо этого сейчас!
Глядя на заливающегося истерическим хохотом Доусона, Дантон не выдержал и сам рассмеялся.
— Браво, Джо, ты сделал мой день!
— Приятно знать, что я не последний человек в твоей жизни. Слушай, ты ее видел…
— А вот это ты брось. — Мигом посерьезнел Доусон. — И даже разговора не заводи.
— Грегг, я тебе клянусь…
— Дантон! Я же сказал…
— Знаешь, чем я от вас отличаюсь? Я вижу такие вещи, которые вы не видите. Это не Моритц, Грегг, я же видел, как она может притворяться…
— Слушай, Джо… — Доусон тяжело вздохнул, сморщился и сел, сложив пальцы домиком под подбородком. — Ты, конечно, уникальный, но на это дело работают лучшие умы. Поверь, у нас есть план. И, за исключением некоторых выкидонов, все идет по плану. Если бы не Рэйчел с ее дурацкой истерикой, можно было бы избежать многих… недоразумений. А теперь ты видишь сам, к чему приводит несоблюдение элементарных инструкций, входящих в стандартную брошюру. Мы делаем, что можем, а ты делай то, что должен.
— Ты черствый сухарь! — Обиделся Дантон. — Крючок кабинетный! Я тебя больше не люблю, все кончено, забирай свои вещи!
— Ты еще пригрози, что к маме уедешь!
— Ты меня доведешь — уеду! — Пригрозил снайпер и поспешно ретировался, чтобы не пообещать в запале еще чего лишнего.
Самолетик Гувер стоял в самом углу ангара, маленький и одинокий. Джо забрался в кабину, которая успела пропитаться странным запахом. Он сунул руку под сиденье и достал твердую сушеную рыбину, успевшую покрыться разводами соли, и бутылку с надписью на иностранном языке. В бутылке была водка, которую Дантон немедленно продегустировал, потом подумал, и наполнил свою фляжку, предварительно допив из нее остатки виски. Попробовал закусить рыбой, но ничего не вышло.
— Так не делают. — Сказал он вслух. — Так не уходят.
Мастерс сказал, что от Куколки у него не осталось ничего, что бы о ней напоминало. С тех пор Джо не был у себя в квартирке, чтобы вдруг не обнаружить того же самого, хотя его порой и терзала совесть из-за оставленного там в одиночестве Валли.
Не оставляют рыбу в самолете, если собираются бросить его навсегда. У Рид, конечно, все было под влиянием настроения. Но не настолько же, чтобы в один прекрасный миг взять и начать захватывать мир. Она бывала разной: веселой, грустной, трогательной, забавной, невыносимой, строгой, презрительной, щедрой, великодушной, подлой, язвительной, злой. Но сказать, была ли она плохой, ровно как и хорошей, Джо бы не смог. И она его любила. Однажды он проснулся и увидел, что она не спит, а, приподнявшись на локте, смотрит на него, и взгляд у нее был при этом такой, что Дантон жутко смутился. Поняв, что он заметил, Рид ужасно расстроилась и даже расплакалась от огорчения, а потом наорала на него и пропала на три дня. Дантон особенно на свой счет не обольщался, ожидая, что рано или поздно она поймет, какая огромная разница между умницей с блистательными перспективами и вечным сержантом с постоянными долгами, а пока было можно, наслаждался тем, что было с кем обсудить новый фильм и перемыть кости знакомым агентам. И еще она знала, что у него за работа, и, в отличие от гражданских девушек, ей можно было, вернувшись с задания, все рассказать, не ожидая, что она сползет в обморок, и даже получить пару дельных комментариев между затрещинами, пока она занималась обработкой мелких ран и ссадин.
И все это никак не вязалось с тем, чем она сейчас занималась. Это больше напоминало какой-то дикий вестерн, и переходило все грани разумного. Народ, возжелавший тотальной справедливости, сходил с ума. Каждый день что-то взрывали, на улицах то и дело находили трупы наркоторговцев и наркоманов, громили бандитские притоны, избивали проституток, дети не ходили в школы, закрывались магазины и офисы. Полицейские массово увольнялись, и не потому, что не справлялись с этим хаосом, а потому, что сами жаждали нести справедливость. Снайперу же деваться было некуда, поэтому он засунул рыбу обратно под сиденье и отправился в группе добровольцев патрулировать город.
Демонстранты громко требовали освободить нарушителей порядка, бросались гнилыми овощами, пытались драться, и Джон уныло думал, что полностью с ними согласен, но работа есть работа, а потому одевай шлем, бери дубинку и не забудь делать вид, что тебе все это доставляет огромное удовольствие. Чувствующие себя в безопасности главы преступных группировок охамели и грозились толпе, она отвечала возмущенным ревом.
— Заткнитесь, вы! — Проорал Джон, треснув прозрачным щитом об асфальт.
— Выдайте их нам! — Кричали из толпы.
— Это преступники!
— На них клейма негде ставить!
— Где доказательства?! — Проорал в ответ Винченцо Фальконе. — Это голословные обвинения! Вы не имеете права!
— Право сильного! — Проорала в ответ толпа. — Бей их!
Группка полицейских не могла с этим справиться, озверевшие люди смяли их, вытащили из клетки верещащих заключенных и унесли куда-то вдаль, а оставшаяся топа принялась остервенело кидаться на копов, и Джон простился с жизнью. Доказывать, что он, в общем-то, сам бы с удовольствием поучаствовал в линчевании ненавистных мерзавцев, было бесполезно, да его никто бы и не услышал, поэтому он просто закрылся щитом, принявшись считать отпущенные ему секунды.
Внезапно удары прекратились, и толпа отхлынула, раздались радостные крики. Полицейских растащили и поставили перед высоким черноволосым мужчиной, явно ожидая, что он произнесет приговор. Мак-Гинти знали все, а потому Джон только покорился неизбежному.
