Анри-Жорж Магог - Победители океанов
Но это почти беззвучное падение воды было еще страшнее.
Проснувшись однажды утром, затворники увидели, что галерея залита водой.
— Это конец? — спросил Жан и прибавил: — Но вода как будто не прибывает?
— Так и должно быть, — откликнулся инженер. — Пол галереи повышается к пещере. Вода не пойдет дальше: ей мешает сопротивление сжатого воздуха. Мы очутились в водолазном колоколе.
— Но что будет, когда поток схлынет и очистит доступ притоку свежего воздуха?
— Да вода попросту уйдет. Раз отступив, она не вернется.
События вскоре подтвердили его слова. Пещера оставалась сухой, и вода начала медленно спадать.
Тогда потускнел свет электричества.
— Ток слабеет, — сказал инженер. — Вот когда начинается неприятность.
— Пойдем и посмотрим на небо! — воскликнул Жан.
Все бросились к выходу из галереи.
Жан радостно закричал, и его крик подхватил Гайеду.
Невысоко над ними зияла брешь купола, а над ней — лазурное небо.
Они простирали к нему руки и полной грудью вдыхали воздух, насыщенный йодистыми испарениями и солью. У их ног расстилалось озеро. В центре его был небольшой водоворот, но по краям оно было совершенно спокойно. Его уровень медленно, но непрерывно понижался.
Вода основательно размыла купол, и теперь края его были шире, чем отверстие колодца. Стены, когда-то гладкие, были основательно разворочены, испещрены трещинами и глубокими выбоинами.
Жан с надеждой всматривался в стены. Ведь только десять метров неровной, почти отвесной поверхности отделяли их от солнца, от жизни.
— Можно бы… — начал он —… попробовать… — подхватил инженер.
— … взобраться! — закончил Гайеду.
У всех голова закружилась от волнения.
— Нет ли у вас кирки? — решительно спросил Гайеду. — Я— того… полезу…
— Свалитесь!
— Не свалюсь!
— Свалитесь, чудак-человек!
— Ну, и наплевать! А не свалюсь, вас вытащу. Да чем я рискую?
Жан и Гайеду атаковали инженера, и он сдался.
— Ладно, но киркой тут ничего не сделаешь. Нужна система. Время у нас есть, провизия тоже. Я вам покажу, на что способен инженер-янки. Если не боитесь работы, вырубим здесь лестницу и поднимем с собой кой-какие инструменты и провизию. Почем мы знаем, что вас ждет наверху?
Работали с энтузиазмом. Три дня ушло, чтобы вырубить первые четыре гигантских грубых ступени. Работали по ночам при свете горелок, сооруженных американцем из тряпок и виски. Пришлось закладывать ряд мин и взрывать их, причем не всегда взрывы бывали удачны; иногда они губили труд целого дня.
Наконец, была вырублена двенадцатая ступень. Больше не требовалось. Дальше была земля.
Был уже вечер, когда они, нагруженные провиантом, шатаясь, выбрались на подсохшую почву.
Вокруг было почти темно, но вдалеке чернела какая-то быстро удалявшаяся точка.
— Аэроплан! — воскликнул инженер.
— Не может быть! — возразил Жан.
— Верно, мосье, — поддержал Гайеду. — Ведь если желтые осушили океан, то не для смеху же только. Вот теперь их аэропланы и носятся здесь.
— Так надо звать на помощь!
— Стоп! — вмешался инженер. — Если это японцы, то лучше помолчать. Ведь Кацуга приговорил нас к смерти. Пойдемте лучше потихоньку. Куда? Да хоть за аэропланом!
И они тронулись в путь.
13. Неожиданная развязка
Аэроплан доктора Кацуги снизился у крейсера «Огайо», неуклюжей громадой возвышавшегося над илистой равниной. До новой японской границы оставалось еще около тысячи километров, которые Кацуга решил покрыть на гусеничном автомобиле, прекрасно преодолевавшем вязкую почву.
На крейсере японца ждали две новости.
Первая из них заключалась в известии о спасении Джима Санди и его семьи. Сюзанна была жива и только несколько сот километров отделяли японца от крейсера, на котором она находилась.
Вторая новость была хуже. На японских островах и в тех местах дна океана, где были пробиты бреши в глубь земли, бушевало невиданное извержение. Всякое сообщение с Японией было прервано.
Кацуга с минуту колебался. Наконец, влечение к родине победило и он приказал приготовить автомобиль.
Перед отъездом японец имел продолжительный разговор с командиром крейсера, результатом которого был обмен шифрованными радиограммами между крейсером и Советом трестов и приказ по радио командиру того крейсера, на котором находилась семья Джима Санди. В тот же день американцам были отведены две лучшие каюты крейсера, но им было сообщено, что они будут задержаны на крейсере впредь до нового приказа Совета трестов.
Кацуга уехал с «Огайо», уверенный, что Сюзанна будет его женой.
Пять дней длилось утомительное путешествие.
…крейсер «Огайо» неуклюжей громадой возвышался над илистой равниной.
На шестой день далекое розовое зарево показалось на горизонте. Потом можно было различить языки пламени, вздымавшиеся высоко к небу. Столбы черного дыма, смешиваясь с облаками, образовали тяжелые черные и рыжие завесы, закрывавшие горизонт. Непрерывно раздавались подземные удары, создававшие впечатление, что путешественники приближались к полю гигантской битвы.
Чем ближе подъезжала машина, тем яснее становилась страшная картина извержения и вызванного им пожара.
Машина остановилась у броненосца в нескольких километрах от пожарища.
Это было последнее звено в цепи кораблей, развернутой между Америкой и Японией.
Кацуга нервно посматривал в сторону пожарища, пока с борта броненосца спускали лестницу.
— Япония? — закричал он, бросаясь к группе офицеров, с биноклями в руках следивших за приближением автомобиля.
Голос его дрожал, может быть, первый раз в жизни.
Один из офицеров махнул рукой в сторону моря огня.
— Больше не существует Японии! — сказал он просто.
Кацуга покачнулся. Япония не существует! Страшный катаклизм, вулканическое извержение, равного которому не знало человечество, в день осушения океана обрушился на острова Ниппон, Иезо, Сикок и сотни мелких островов, когда-то составлявших страну Восходящего Солнца.
Теперь на их месте бушевало огненное море, извергали пламень и лаву десятки разъяренных вулканов, в недра которых проникла вода океанов.
Катастрофа, которую готовил инженер Бит, осуществилась лишь частично. Пары со всей силой бросились в ближайшие вытяжки центрального огня, — группу японских вулканов.
Кацуга окаменел. Все погибло: его гордость, его надежды. Оставалась только Сюзанна, за которую он боролся. Он взял себя в руки и спокойно сказал:
