Александр Барченко - Из мрака
Дина хлопотала уже за столом, звенела посудой. Инженер чуть не опрокинул стакан с толчёным льдом, обрызгал соседа из сифона, поминутно скашивал глаза в ту сторону, где белел халатик хозяйки.
— Страшно боялся опоздать. В Аллагабаде держали четыре часа, размыло мост. Почти не спал… Нет, я сел в Сан-Франциско, на «Калифорнию». Сегодня с утра замучили англичанки, одна другой старше, страшные, вот с такими зубами… Кстати, сейчас столкнулся на вокзале с этим мистером. Помните, с каким я ругался в третьем году, во время состязаний? Он, кажется, тоже меня узнал, скрутил этак губы. Ну да чёрт с ним… Ой, простите, ради Христа. Совсем отвык от общества за два года.
— Ну а как дела вообще? — осведомился хозяин. — Есть что-нибудь определённое? Заручился местом?
Юноша разом погас, — смущённо повернулся, ответил, спрятав глаза от хозяйки:
— Стыдно, ой стыдно признаться, пока ещё нет. Но ведь это теперь пустяки, диплом в кармане. Я уже успел завязать кое-какие связи. Мне предлагали остаться у Стивенса пока на триста долларов.
— Ну и за чем остановка?
Инженер смущённо покрутил головой, промычал неопределённо, отозвался нехотя:
— Так, знаете… не сошлись. Дело в том… в том, видите ли, дело, что этот старикашка Стивенс требовал немедленного ответа. У него ушёл старший мастер при трансформаторе. Ну и… Словом, пришлось бы немедленно вступить в должность.
Председатель укоризненно покачал головой.
— Ай, ай, ай! Деловой человек, инженер. Хороший дебют.
Юноша покосился в сторону хозяйки, должно быть, нашёл поддержку, бодро встряхнул копной спутанных кудрей.
— Пустяки. Это ничего не значит. Нет, ей-Богу, Николай Дмитриевич, это пустяки. У меня ещё цело больше трёх тысяч, хватит на два года, по крайней мере. За это время тысячу мест можно найти. В крайнем случае возьмусь за прежнее ремесло. Место инструктора в Лос-Анджелесе к моим услугам, когда угодно.
Молодая хозяйка сердито зазвенела посудой, перебила:
— Василий Андреевич! Вы, кажется, забыли своё обещание?
— Кто? Я? Ах, насчёт авиации. Дина Николаевна, я же так, в принципе, если за два года не сумею устроиться прочно. Ведь это же невозможно.
— Отчего бы вам не вернуться в Россию? — негромко выронил доктор.
— В Россию? Но вы же знаете мою глупую выходку, доктор. Кроме того, это значит снова держать экзамены, возиться с проектами. Да и отвык я от нашей формалистики.
— Нет, вы меня не поняли, — возразил учёный. — Я не имел в виду советовать вам начинать сызнова вашу карьеру. Почему бы вам не вернуться в качестве инженера Гастона Дютруа? Разве мало в России заводов французских компаний, бельгийских, английских?
— Александр Николаевич, вы извините меня. Это жестоко. Где я возьму знакомства, связи?
Глаза доктора осветились привычной грустной улыбкой. С минуту он молчал, поглядел в сторону Дины. Та ловила теперь каждое слово, отодвинула недопитую чашку, напряжённо подавшись в сторону говорившего, вздрагивала забытой в руке на весу чайной ложечкой.
Доктор сказал медленно, раздумывая:
— Знаете что: мне кажется, это не так трудно устроить. Кое-какие связи у меня, пожалуй, найдутся. Я почти убеждён… Да вы вот что. Загляните ко мне как-нибудь на днях, я пробуду в Бенаресе недели две. До чего-нибудь, возможно, договоримся.
Доктор снова улыбнулся в сторону хозяйки, настойчиво перебил её, порывавшуюся что-то сказать:
— Дина Николаевна, я без церемонии… Попрошу ещё чашечку. Кстати, вы так и не попали на гастроли русского балета?
Хозяин откинулся в кресле, сердито теребил бородку, делал доктору выразительные знаки глазами. Потом порывисто встал, походил мимо стола, приняв, должно быть, какое-то решение, махнул энергично рукой. Остановился за креслом приезжего, тяжело уронил на плечо его руку.
— Вот что, вы, инженер, авиатор, мореплаватель и всё такое, пейте чай, шерри, отъедайтесь, отдыхайте и, между прочим, через полчасика загляните ко мне в кабинет.
Дина, снова залившаяся румянцем, перебила умоляюще-тревожно:
— Папа…
— Сиди, сиди, матушка, нечего… Бог с вами, в рай дубиной не гонят. Хотите сходить с ума — сумасшествуйте. Нынче всё кверху ногами. Да не бойся, не съем я его.
Председатель вытащил платок, высморкался, мимоходом махнул по заблестевшим глазам, двинулся к двери, спохватился, сказал доктору:
— Александр Николаевич, батенька. Плюньте на них, видите, ненормальные. С ними с тоски умрёшь. Айда ко мне в кабинет. Какие мне регалии с Кубы прислали! Язык откусите, уверяю вас!..
Доктор поднялся из-за стола, улыбаясь, ответил:
— В другой раз с наслаждением. А сейчас пора. Занят весь вечер. Дина Николаевна, мой сердечный привет и пожелания. Вы, товарищ, заглянете, стало быть?
Доктор вместе с хозяином пошёл было с веранды. В дверях повидался с маленьким смуглым молодым человеком в ослепительно белом жилете под безукоризненным смокингом.
Франтоватый человечек, выронив монокль, приложился к ручке хозяйки, с дружелюбным изумлением развёл руками при виде приезжего:
— Ah, ba! Basile, mon vieux![1]
Спохватившись, крикнул вдогонку хозяину уже переступившему порог:
— Мсье ле шеф! Один момент!
Принялся рыться в бумажнике, усыпанном монограммами, мухами, золотыми скрипичными ключами. С треском развернул свежераспечатанный телеграфный бланк, сразу переменил голос на тон «при исполнении служебных обязанностей»:
— Прошу извинить. Только что передана в контору. Подана в Аллагабаде, час семнадцать. Подпись нашего агента.
— В чём дело, Шарль? — председатель взял из рук секретаря депешу, оседлал нос вилочкой пенсне. Заметно вздрогнул. Перечитал снова вполголоса: — «Клиент Абхадар-Синг тяжком положении доставлен евангелическую лечебницу. Признаки отравления, укушения пресмыкающимся. Гемфри Уордль»… Абхадар-Синг?
Секретарь неукоснительно подтвердил:
— Талукдир Абхадар-Синг. Номер двадцать девять. Условные и специальные счета. Приказ на Сименса и K°. Металлическая наличность до…
Хозяин перебил тревожно:
— Немедленно протелефонировать Уордлю запрос о состоянии здоровья. Принесите в кабинет книги. Да… Немедленно срочную в Палембанг через кабель, затребовать сведения о числе рабочих из Виндии, с последним рейсом включительно. Больше телеграмм не было?
— Пока нет. Уордль, конечно, ждёт дальнейшего. Всё, очевидно, благополучно.
Приезжий гость оторвался от разговора с хозяйкой, схватился за боковой карман, зашуршал газетным листком.
— Как, как? Абхадар-Синг?.. Так об этом уж было в вечерней. На станции. Дай бог память… Ну да, вот. «Агентская. Аллагабад, 2 ч. 30 м. Смерть миллионера… Скончался, при картине отравления рыбным ядом, популярный землевладелец, член законодательного совета, талукдир Абхадар-Синг, доставленный в больницу евангелической общины из поместья Манвантар-Бунгало. Здоровье супруги покойного, также подвергшейся отравлению, не внушает пока опасений. Покойный — последний представитель… Скончался семидесяти двух лет. Состояние оценивается…» Николай Дмитриевич! Этот самый?
